Лорд Джеймс прекрасно знал, что, выдвигая эти условия, он играет с огнем. Его компромисс у кальвинистов вызвал даже большее отвращение, чем среди протестантов. Самый влиятельный кальвинистский проповедник Джон Нокс и его союзники, юный граф Арран и лорд Линдси, угрожали снова поднять мятеж, если Мария не подчинится требованиям реформатской церкви и если «идолопоклонству» католических ритуалов будет позволено сохраниться в какой-либо форме.

Однако после того как, выполняя условия Эдинбургского договора, французские войска покинули Шотландию, страх перед католицизмом испарился, а вместе с ним и поддержка Аррана и Линдси. Многие бывшие лорды конгрегации склонялись в пользу Реформации, и лишь незначительное меньшинство в их рядах оставались искренними протестантами, а убежденных кальвинистов было совсем мало.

Тем временем Арран превратился в объект насмешек. Елизавета отвергла его предложение о браке: оно было не только преждевременным, но еще и слишком дерзким и самонадеянным. В довершение всего, узнав об отказе английской королевы, Арран решил жениться на Марии. Он убедил себя, что любит ее, несмотря на то что видел ее всего один раз в Париже, издалека, но при этом верил, что эту женщину легко принудить к браку. Это был высокомерный и нелепый план, неверно оценивающий характер Марии и выставлявший Аррана в глупом виде.

Лорд Джеймс не боялся Аррана. Более того, критика со стороны Нокса выглядела в глазах Марии скорее достоинством. Она не видела в своем брате кальвиниста. Его переход в протестантство объяснялся по большей части политическими мотивами, и спустя два года он ссорился с Ноксом так же часто, как и она.

Мария надеялась на поддержку брата, и даже хотела назначить его наместником Шотландии. Но затем д’Уазель рассказал ей, что лорд Джеймс сразу же после встречи с ней направился в Париж к Трокмортону, а также о его регулярных отчетах Сесилу в Лондон по пути к Марии и обратно. Когда она узнала об этом, то отбросила идею о регентстве, но оставила в силе все остальные договоренности.

У Марии не было выбора, кроме как договориться со своим братом. В последние дни, проведенные во Франции, она пыталась понять, кто может стать ее главными советниками как правящей королевы Шотландии. Ей пришлось действовать вслепую и доверять только своим инстинктам. В конечном счете найти решение оказалось не так уж трудно. Лорд Джеймс уже возглавлял совет из двадцати четырех аристократов, который согласно Эдинбургскому договору являлся законным правительством Шотландии. Личное обаяние и выдающиеся дипломатические способности делали его именно тем советником, который требовался для достижения широкого согласия.

Мария понимала, что союз с лордом Джеймсом сопряжен с принятием его друзей в качестве советников. Самыми верными его союзниками были Уильям Мейтланд Летингтонский, государственный секретарь при совете аристократов, и Джеймс Дуглас, граф Мортон. Именно они составили ось, которая – благодаря путешествию лорда Джеймса в Сен-Дизье – определила политику первых лет правления Марии в Шотландии.

Самым мудрым из трех был Мейтланд. Он служил секретарем у Марии де Гиз, но в свое время переметнулся к лордам конгрегации, которые отправили его в Лондон в качестве своего представителя. Искренний и глубоко верующий протестант, он внес самый большой вклад в проведении через парламент закона о шотландской Реформации. Он тесно сотрудничал с Сесилом, в доме которого жил в Лондоне. Их дружба возникла отчасти на общих религиозных убеждениях, а отчасти из любви к классической литературе. В Англии Мейтланда называли «шотландским Сесилом», а в Шотландии – «Мак-Уилли», искаженное «Макиавелли». Оба прозвища нельзя назвать лестными, однако они свидетельствовали о его политической ловкости.