И снова за его улыбкой спряталась неуверенность. Я это увидела. Или это был обман зрения все же? Он все-таки немного изменился – чуть поправился, возмужал, заматерел, приобрел такую мужскую стать и респектабельность. Черты его лица стали крупнее, и теперь у него была короткая стрижка, а в молодости он носил длинные волосы по тогдашней моде. Но его голубые глаза, улыбающиеся всегда, в любой ситуации чтобы ни происходило, остались прежними. Конечно, я его узнала. Да и могла ли я его не узнать?

Я вдруг обрела дар речи:

– Сколько лет прошло! Страшно подумать! Как ты, Эдик? Откуда?

– Нормально! Я в порядке! Как ты, Джульетта? – Он вдруг опустил глаза, но все еще продолжал держать меня за руки. – Можем мы где-нибудь поговорить? Очень хочется поговорить с тобой, Джульетта. Очень хочется! Мы столько лет не виделись! Ты занята сейчас?

Эдик говорил скороговоркой, как будто боялся, что его прервут, и наш разговор на этом закончится. Он все также не поднимал глаза. А это было совсем уж не в его стиле. Он был взволнован и обескуражен происходящим. Я снова это увидела и почувствовала. Я всегда его хорошо чувствовала: его состояние и внутренние переживания. Он никогда мне о них не говорил, он прятался за своей обволакивающей и такой обманчивой улыбкой, но я знала и всегда чувствовала его эмоциональное состояние. Не знала точно, что происходит, но его эмоции считывала на каком-то подсознательном уровне.

Я встрепенулась:

– Я здесь не одна. Сейчас не очень удобно. Может, завтра?

Тут меня вдруг пронзила мысль, что завтра может и не быть совсем. Совсем!

Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы принять решение:

– Или давай так, ты можешь подождать минут десять, чтобы я утрясла свои дела? Можешь? Теперь я уже вовсю улыбалась, потому что я через двадцать лет по чьему-то совершенно невероятному сценарию вновь встретила свою самую большую, самую сильную и единственную любовь моей жизни.

– Конечно, Джульетта, конечно. Я подожду. Только на улице. Хорошо? – выдохнул он и снова заулыбался.

Но я почувствовала, что ему тоже, так же как и мне, срочно понадобился свежий воздух. Он был взволнован и никакая улыбка, никакая смешливость его голубых глаз не могли этого скрыть.

Я вернулась в зал, но за столик не села, остановилась рядом со своим стулом:

– Дима, ты извини меня, но поужинать не получается. Мне надо срочно уехать. Дела!

– Что-то случилось, Юля? Ты как себя чувствуешь? Может, проводить тебя?

Дима пытался встать из-за стола, но я жестом остановила его:

– Нет, Дима, со мной все в порядке. Просто надо срочно уехать. Да не волнуйся ты. Я, правда, в порядке. Завтра увидимся. Извинись, пожалуйста, за меня перед заведением. Пока!

И, не дожидаясь лишних вопросов, я стремительно вышла из зала.

Я снова зашла в дамскую комнату, чтобы еще раз взглянуть на себя в зеркало. Мне казалось, что я плохо выгляжу. Но в отражении своем я увидела совершенно спокойное лицо, как будто ничего необычного и не произошло вовсе. Но внутри меня что-то происходило, потому что я, по неизвестной пока мне причине, радовалась чему-то. Обдумывать свое такое непонятное состояние я не стала. Я развернулась и поспешила к выходу.

Эдик стоял у входа, сунув руки в карманы брюк. Он был напряжен и нервничал. Я это определила по тому, что он немного раскачивался и медленно вдыхал, задерживая выдох. Это снова показалось мне странным и абсолютно несвойственным ему. Никогда раньше его внутреннее состояние никак не проявлялось внешне. Или, может, я раньше этого просто не замечала? Нет-нет, он все же нервничал. Теперь я точно это видела. Он повернулся ко мне, но его глаза еще не успели заулыбаться. Именно в них я снова прочла напряжение и неуверенность.