Командир роты, старший лейтенант Сидоркин:

– … А что ты предлагаешь, – устную благодарность объявить ему за то что он целую роту спас ценой своей…

– Ну, во – первых, – не ценой! Он живой, как видишь! – запальчиво перебил особист. – Чудеса, прямо! Если б погиб он, посмертно – хоть Героя пиши! – отрезал Брусникин. А так – нет! Я против.

– И что?

– А ничего! Подождём. Возьмём пару языков, на неделе. У нас Акчурин, чертяка татарский, давно за линию фронта не ходил, со своими головорезами. Вот, кстати, кого награждать надо!

Ситуацию в целом – прослушаем, просифоним. Тогда и решим. А то, может он перевербованный уже! С заданием заслан! Где он шлялся трое суток!? А мы голову ломаем – чем его наградить!

А пока, в тыловую часть его лучше, с предписанием – «повнимательнее».

Но Сидоркин, закалённый в боях на Курской дуге, оказался упрямым, настоящим фронтовым ротным. Орден «Боевого Красного Знамени» он, заменил на «более солдатский, и менее шумный» – орден «Славы»! И написал представление «наверх» собственноручно, под свою ответственность. Уж, он то хорошо понимал – кому вся рота обязана своим спасением.

* * *

А ещё дед помнил разговор с внуком, в год московской Олимпиады. Очень он ему в память тогда запал… Теперь, он без боли его вспоминал. С наградой-то! А тогда…

Он зашёл к Ваське в комнату, тот читал книгу.

– Что делаешь, медвежёнок?

Вася читал книжку про войну. «Танки идут ромбом».

Обернулся он на Борисыча. Посмотрел как-то пристально. – Дед, а дед? – А что надо, что бы стать героем?

– Ничего не надо! Каким ещё героем!? Учись, внук, получше, вот и всё твоё геройство!

– Ну, это ты так, потому что сам такой мирный…

– Какой ещё мирный? – насторожился дед.

Внук понял, что брякнул лишнее…

– Ну, дочка твоя пьёт, а ты и… ничего. Другой бы живо воспитал!

Было ясно, что он, что – то не договаривает. Пауза вышла неловкой.

– И на войне… ты тоже. Так говорят. А я – в Афганистан пойду! – выпалил Васька.

– Это как решишь. В Афганистан… А что – я на войне-то? Воевал как все, гвардейцем был. В геройской Краснознамённой дивизии служил.

– Это потому что у вас часть гвардейская! Часть – гвардейская – все гвардейцы!

– Да? А ты хоть знаешь – какой спрос с каждого в гвардейском подразделении!? Молокосос ты… Ах, ты…

У тебя дед – фронтовик! А ты…

– А у Веника, дед тоже фронтовик! И говорит, что ты – «мирно воевал». Это как – мирно?

– Да – дурак он, твой дед Веника! Он думает, если у него медаль – «За боевые заслуги», то это он войну выиграл! Такие медали у каждого второго фронтовика, почитай…

Васька хотел крикнуть:

– «Но у тебя-то и такой нет!», но промолчал. И дед почувствовал, что именно не сказал внук. И только горько махнул рукой и ушёл в сарай.

А теперь, дед, просыпаясь ночью, включал ночник, подходил к «кителю», на котором одиноко сиял чистым серебром «орден Славы». И спазм подкатывал к горлу и, одновременно, в носоглотке, где – то щекотно становилось…. Закрывал дверь поплотнее, в комнату внука и закуривал. Он представлял митинг Победы в райцентре… Наверное, теперь и «Слово говорить» на открытии придётся. С трибуны. Если предоставят. Что ж говорить то!? – Надо будет несколько слов написать заранее и выучить, а то стыда не оберёшься, что не так брякнешь…

Потом выкуривал вторую, прокручивая будущий ход торжественных мероприятий и ложился спать. До Дня Победы оставался всего месяц!

Проснулся он от чьего-то шумного визита. Сквозь сон понял, что это люди казённые… Он услышал басовитое, начальственное:

– Здесь проживает Василий Борисович Кузькин!?

Всё похолодело внутри Борисыча. – Из за мотора проклятого пришли!! Мгновенно пронеслась в голове ветерана дальнейшая цепь событий: плачущий внук, суд, позор… ПОЗОР!!! Что-то сдавило обручем грудь… Завхоз проклятый!