При этом Майя не любила общаться с другими – похожими. Они тоже. Как корабли, обросшие ракушками и водорослями, не могли соприкоснуться бортами. Собирались в незнакомых школах на пару часов. Закидывали сети в новое море, ловили клешнями розовых окуней, белесых кальмаров, желтых резиновых уточек. Набрасывались на свежее – и расходились. Кого волновала чужая оценка? Ха. Кому был нужен незрелый ум при наличии гениальных? Ха. Одиночество в человеческом смысле – и наслаждение в гареме бесчисленных загадок, танцующих строго математические, но никем не просчитанные танцы.

Таэквондо – иное, как кетамин, введенный внутримышечно. Васил Араратович, тридцатилетний смуглый азербайджанец, изысканно вежливый, сдержанный и механически сильный, захватил на три года занятий фантазии подростка в затемненной ванной комнате. Смуглая, опаленная нерусским солнцем кожа, эффектно оттененная хлопковым белым и шелковым черным. Мощь прокачанных мускулов, боевая машина окраинных улиц. Отжался демонстративно семьдесят раз, подпрыгивая на кулаках и хлопая в промежутках в ладони, потом вскочил и на высокой настенной лестнице под давлением сорока пар завидующих глаз (давление выше атмосферного) сто раз качал пресс, поднимая четко сжатые ноги до спокойного сухого лба. Он казался искушенным, он блокировал сознание ударом в солнечное сплетение, отключал нейронные связи разрядом электричества из черных зрачков. А Майя исстрадалась в одиночестве интеллектуального бешенства по четким инструкциям альфа-самца, по армейскому наслаждению болью, по пацанской крови на кулаках и прямому взгляду мужчины, который дирижировал представлением.

Мартовским вечером, когда дымное солнце спускалось над спаржевыми колосками в тающем снегу, они шли с запланированной тренировки – Васил провожал Майю домой. Шутили (а как же). Закутанная в тонкое черное пальто, в длинных гольфах и развязанных кедах, она останавливалась и бросала на него восхищенно-просящие взгляды, иногда внезапно ударяя учителя по корпусу – тот немедленно замечал и отводил легким движением смуглой кисти, покрытой черной шерстью до кромки белоснежной отглаженной рубашки. Майя настырно расспрашивала про жену и детей, оскорблявших его образ кинозвезды. Уточняла информацию про спортивные клубы и комбинации шагов для защиты зеленого пояса. В руках болтались сменная обувь и форма. Так она шла спиной, закрывая собой обзор, раскидывая тонкие руки в стороны, открывая грудь под удары и взгляды, и вдруг врезалась спиной в прохожего мимо мужчину. Тот вспыхнул и бросил на разгоряченную Майю неоднозначный взгляд – Васил заметил и понимающе усмехнулся. Разошлись неловко-привычно у железной калитки. До новой тренировки.

Змеи с латунными глазами смотрели из шкатулки, разрушаясь под нажимом пальцев, поддаваясь их теплу, принимая новую форму. Сонная, в тумане эротических видений, Майя перебирала маленькие сокровища, которые прячут под розовое стеклышко и зарывают в землю – залитый потом и кровью секрет. Стоит проснуться по-настоящему – взорвешь аналитикой тайное счастье быть влюбленной в четырнадцать лет, целовать оконное стекло, говоря ему «спокойной ночи!» и видеть, как звезды и фонари скрываются за пеленой горячего дыхания. Запиши его и свои ходы в маленький блокнот с принцессами на обложке, Майя, и сочини нелепые стихи. Под холодным светом волчьей луны мерцают пустынные прямоугольники, лишенные жизни, чужие совести. Просидишь несколько часов, уставясь наружу с ухватками киллера, и ловишь руками рассвет с быстрыми розовыми облаками. Представь, что раскинулось на месте восемнадцатиэтажной блочной высотки, школы, асфальтовой стрелы дорожки и мокрых ржавых гаражей тысячу лет назад – в ускоренной съемке, отматывая назад. Мелькали российские, советские, русские фигуры, а потом – степи-степи-степи. Как мало меняется на земле, и как стремительно исчезают люди.