Глава 6

Спустя некоторое время, уже стоя на пороге отдела, Карецкий посмотрел на часы: времени было семь тридцать утра. Застегнув все пуговицы на своём кителе, он быстрым шагом направился в сторону своего дома. Моросил мелкий прохладный дождик, но его острые и холодные уколы разгоряченная кожа его лица практически не ощущала. Ночь оказалась довольно жаркой на события, которые ещё и не думали заканчиваться. Взяв небольшой перерыв на душ и завтрак, его расчёт сводился к тому, чтобы оказаться в отделе ещё до прихода Михалыча, то есть в запасе у него было часа полтора. Внутреннее чутьё подсказывало ему, что от Прусова должна была прилететь пакость, поэтому он должен играть на опережение.

Зайдя в квартиру, Карецкий снял форму, аккуратно повесил её на вешалку в шкаф и направился в душ. Раздевшись, он встал под обжигающие струи горячей воды, которые долго смывали с него усталость прошлой ночи и заряжали энергией на новый день. Вытершись насухо махровым белоснежным полотенцем, Карецкий повязал его на поясе и направился на кухню. Здесь на скорую руку он приготовил себе яичницу и залил кипятком в кружке две добрых ложки молотого кофе. Перекусив сам, он вспомнил про свою пленницу. Открыв холодильник, он достал из него полбатона докторской колбасы и сыр, порезал всё и аккуратно уложил на три куска белого хлеба. Самый простецкий завтрак для Полины был готов. Маленькая стрелка часов начала своё медленное черепашье движение к цифре девять и Карецкий, быстро одевшись в гражданскую форму одежды и взяв бутерброды, вышел в пасмурное и дождливое июльское утро.

«Первым делом», рассуждал он, «нужно покормить Полину, а потом всё остальное». Он не знал, чем было вызвано это странное желание проявить о ней заботу, но именно эти бутерброды окажутся тем самым спусковым механизмом, который потянет за собой череду некоторых событий. На тот момент Карецкий ни о чём таком не думал, просто обычных человеческих чувств и желания оказать помощь в нём оказалось чуть больше, чем того требовала этика сотрудника милиции и следователя. Сделал бы он подобное в отношении другого такого задержанного, он не знал, но предполагал, что вряд ли. Однако чувство жалости он испытывал абсолютно ко всем задержанным.

Первым делом, зайдя в отдел, он направился в помещение изолятора и постучал в толстую металлическую дверь. Секунд через пять послышался звон связки ключей, после чего один из них вошёл в замочную скважину и дверь тяжело отворилась. На пороге стоял тот самый Володя, который тоже видимо беспокоился за своего «клиента».

– Привет. На вот, передай ей.

Карецкий протянул ему через металлическую решётку выкрашенных серой краской толстых прутьев прозрачный целлофановый пакет с тремя завернутыми в него бутербродами.

– Надеюсь чай с сахаром у тебя не учитывается? – пошутил Карецкий.

– Привет. С чаем проблем нет, напою.

– Спасибо. Передай ей, что зайду чуть позже.

– Хорошо, – ответил Владимир и закрыл тяжёлую дверь.

Времени было уже половина девятого. Карецкий заглянул в окошко дежурной части.

– Дядь Саш, – по-дружески обратился он к Порубе. – Прусов не появлялся? Уехал ещё ночью за свидетелем и пропал.

– Так он привёз какого-то парня, между нами говоря – совершенно никакого, и сказал определить его в одиночку до вытрезвления и твоего прихода, а сам куда-то умчал.

– А данные на задержанного есть?

– Секунду.

Поруба подошёл к столу и взял какой-то лист бумаги, с приколотой к нему копией паспорта.

– Вот. Аношин Алексей.

Он протянул Карецкому рапорт.

– Спасибо, скоро заберу. Как он? Пришёл в себя?

– Спит ещё, минуту назад проверял. Постарайся до полдесятого забрать, а то у меня сдача дежурства, Толик опять орать будет.