Отправив это сообщение, я отложила телефон и умылась, стараясь успокоить свои мысли. Встреча с Иваном, эти настойчивые сообщения от Дикого – всё это пробуждало во мне торнадо. Мне было нечем дышать и мое сердце колотилось очень быстро. Какой-то бред. Наваждение. Этого человека нет рядом со мной, а он так действует на меня.

Стоя перед зеркалом с телефоном в руках, я быстро печатала ответ Дикому.

Лена: Давай сменим тему. О чем еще можем поговорить?

Через мгновение пришел его ответ.

Дикий: Ок. Что ты сейчас делаешь?

Я колебалась, прежде чем ответить. "Что мне сказать?" – думала я. Но затем, как будто на автопилоте, напечатала:

Лена: Я в душе.

Сразу после отправки я поняла, что, возможно, это было не лучшее, что я могла написать. Я спешно стала стирать сообщение, но было уже поздно.

Дикий: Ты голая?

Мое сердце замерло от его вопроса. Его слова были прямы и наглы, и я почувствовала, как мои щеки горят от стыда и волнения одновременно. Стояла, замерев, с телефоном в руке, не зная, что ответить. Я почувствовала, как в ванной становится жарко от его слов.

Дикий: Просто ответь да или нет? Ты голая?

Лена: Да

И вся зарделась. По коже пошли мурашки, сердце зашлось от собственного бесстыдства. Его откровенность была шокирующей, но в то же время я не могла отрицать, что она вызывала во мне возбуждение.

Дикий: Все это время ты писала мне голая? Пиздец!

Лена: Давай прекратим это!

Дикий: Что прекратим? Мы еще не начинали! Ты перед зеркалом?

Лена: Хватит!

Я вышла из диалога и облокотилась руками на раковину, глядя на собственное отражение и на свои лихорадочно блестящие глаза. Я поняла, что моя связь с Диким становилась всё более сложной и запутанной, и мне нужно было серьезно подумать о том, чего я хочу и к чему это все ведет.

Внезапный плач разорвал тишину ночи, заставив меня вздрогнуть и мгновенно проснуться. Сердце колотилось в груди, когда я вскочила с кровати и бросилась в комнату детей. Темнота была насыщенной, глубокой, и только слабый свет от уличного фонаря сквозь занавески позволял мне различить контуры мебели.

Но у малышей в спальне горел ночник.

– Женечка, – еле слышно прошептала я, подходя к кроватке моего младшего сына. Его плач становился всё громче и отчаяннее, когда я подхватила его на руки. Его маленькое тельце было очень горячим, словно горящий уголь, и это мгновенно встревожило меня.

– Малыш, что с тобой? – голос мой дрожал от страха. Женя продолжал плакать, прижимаясь ко мне всем своим маленьким телом. И я буквально сама нагревалась от него настолько он был горяч.

Я поспешила включить свет и, положив ребенка на пеленальный столик, измерила температуру. Цифры на термометре зашкаливали, показывая тридцать девять и восемь, и это заставило мое сердце замереть от страха.

– Нет, нет, нет, – шептала я, пытаясь сохранять спокойствие ради Женечки, но мои руки тряслись, и я чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. – Это слишком высоко, малыш.

Не теряя ни минуты, я схватила телефон и набрала номер скорой помощи, каждая секунда казалась вечностью, пока я ждала ответа.

– Пожалуйста, приезжайте быстро, у моего сына очень высокая температура, – моя просьба была настойчивой, но голос дрожал от страха.

У меня спрашивали симптомы, возраст, адрес. Все это так долго, нудно, дотошно.

Оператор заверил меня, что машина уже в пути, но каждая минута ожидания тянулась бесконечно. Я снова взяла Женю на руки, пытаясь утешить его, колыбельные переходили в молитвы, а молитвы – в тихие умоляющие слова, направленные куда-то выше, к силам, которые могли бы помочь моему малышу.

Время шло, а скорая все не приезжала. Мое беспокойство перерастало в отчаяние. "