Священник закончил разговор с детективом и остановился под уличным фонарем, чтобы разглядеть дисплей – аккумулятор уже почти сел. Отец Каллахан набрал номер Шона О’Брайена.
– Шон, ты уже близко? У меня дохнет батарея в телефоне.
– Отец, скоро буду. К вам идет сильная буря. Повалила дерево на 44-м шоссе. Я в своем джипе. Собираюсь объехать машины и полицию. Опоздаю на пару минут.
– Я только что говорил с детективом. Он сказал, что репортер, который подходил ко мне в приемной «Скорой помощи», – самозванец.
– Что?
– Детектив считает, это человек, который стрелял в Сэма Спеллинга. В письме Спеллинга говорится… Шон, ты меня слышишь?
Соединение не выдержало бури и севшего аккумулятора. Оборванный разговор показался О’Брайену дурным знаком, и он нажал на газ.
Помощник маршала Тим Глисон рассчитывал долить себе кофе, когда увидел, как по длинному больничному коридору к нему быстро идет священник. Но на этот раз отец Каллахан шел как-то иначе. Легкая хромота на левую ногу исчезла. Сейчас его походка была агрессивной. Более решительной, чем в тот раз, когда священник говорил с Глисоном и детективом Грантом.
Помощник Глисон уже понял, что к нему подходит не отец Каллахан. На этом мужчине была фетровая шляпа. «Наверное, от дождя», – подумал Глисон. У широкоплечего священника была аккуратно подстриженная темная бородка и очки в черной оправе.
«Может, священники тоже работают посменно. Или этот из другой церкви».
Священник остановился в нескольких футах от двери в палату Спеллинга.
Помощник Глисон встал:
– Отец, он еще не очнулся.
Священник кивнул. И тихим шепотом произнес:
– Иногда голос, слово Божье, может проникнуть в душу спящего. Сила молитвы способствует выздоровлению.
Черные глаза за стеклами очков смотрели прямо на Глисона. Помощник смутился и растерялся. Ему показалось, в священнике что-то не так, но он Божий человек, и кто такой Глисон, чтобы судить его?
– Отец, я искренне верю в молитву за исцеление больных.
– Бог да благословит тебя, сын мой.
– Спасибо, отец.
Помощник Глисон отошел в сторону.
– Входите.
– Спасибо. Пожалуйста, откройте дверь. Я повредил кисть, когда играл в теннис.
15
Сэм Спеллинг грезил в оттенках красного, розового, желтого и фиолетового, будто пленка, проявленная в морфине, проецировалась на мозг через цветное стекло. Он видел себя в болотных сапогах, на рыбалке у ручья в Монтане. Прохладный воздух проникал в глубины легких. Он выудил кумжу, ее чешуя сияла всеми цветами радуги. Спеллинг вытащил крючок и выпустил рыбину обратно в прозрачный поток.
Он улыбнулся и медленно открыл глаза. Морфин по капле втекал в кровь Спеллинга, и все вокруг казалось прикрытым матовым стеклом, закопченным, затуманенным.
У его кровати стоял мужчина в черном.
– Отец? – позвал Спеллинг. – Отец Джон, это вы?
Спеллинг улыбнулся.
– Вы говорили, что вернетесь.
Он закашлялся. Образ расплывался перед глазами.
– Да, это я. Рад снова видеть тебя, Сэм.
Голос.
Даже в наркотическом тумане Спеллинг понял, что с ним говорит не отец Каллахан.
Спеллинг как можно шире открыл глаза. «Сосредоточься». Мужчина был в шляпе и воротничке священника. Но вот лицо… Спеллинг не мог разглядеть его лицо. Наркотики размывали зрение. Но есть еще голос. Спеллинг вспомнил, где он слышал этот голос.
– Ты?
– А кто же еще?
Мужчина подошел ближе и наклонился над кроватью.
– Убирайся от меня! Охрана!
У Спеллинга не хватало дыхания для крика, он мог только шептать.
– Зачем ты пришел?
– Думаю, ты и сам знаешь. Я здесь из-за тебя. Спустя столько лет решил заговорить, а? Я разочарован. Ведь я все тебе компенсировал. Мы заключили отличное соглашение. А потом ты профукал все деньги, снова попал в тюрьму, и я получил от тебя записку. Ты хитро придумал – отправил письмо из тюрьмы, даже бровью не повел. Исключительно удачная придумка – мне следует навестить дом твоей матери, чтобы обменяться рождественскими подарками. Впечатляет. Правда, когда я прочитал письмо, я понял, что ты собираешься доставить мне массу неприятностей, и пока ты жив, я не буду в безопасности, ведь ты уже нарушил наше соглашение. Жаль, что пуля прошла мимо сердца. Я целил в него.