Впрочем, любые попытки поручить ей какие-либо общественные нагрузки натыкались на молчание. Даже не строптивое – равнодушное.

– Почему ты не хочешь?

– Мне это потом не пригодится.

– Откуда ты можешь знать – пригодится или нет?

Она молчала в ответ: разве эти тупые взрослые способны со вниманием выслушать и постараться понять? Да никогда!

Её оставили в покое, тем более, что она постоянно была чем-то полезным занята: читала, вышивала на лоскутках, вязала. Подружек, из тех, что называют закадычными, у неё не было – Аля со всеми была одинаково ровно приветлива.

Самым главным было – дожить до конца мая, когда они снова смогут уехать на свою полянку. А пока можно вспоминать лето. Каждый день, прожитый там, подробно вспоминать и забывать о месте, где находишься. А когда вспоминать не получается, нужно делать всё, что можно делать – учиться всему, чему её могут здесь научить.

Ещё Аля ждала воскресения – их с Кириллом отпускали в город, на чём они настояли, твёрдо заявив, что если их не будут отпускать, они просто сбегут. Не на прогулку, а совсем. И заявлено это было так спокойно и твёрдо, что в их словах не усомнились.

– А если отпустим?

– Мы вернёмся к ужину, – хором сказали оба.

Дарья Павловна поняла, что эти юные создания не шутят и дала позволение каждое воскресение – сразу после обеда на несколько часов отпускать их в город. С непременным требованием явиться за полчаса до ужина, который был в семь вечера.

Первый раз Смышляева страшно переживала, то и дело бросая взгляд на часы. Они пришли. Без двадцати семь. И в это же время приходили всегда. Где они бывают? В какой-то момент директриса даже послала за ними человека – проследить. Но они просто растворились в пространстве уже на следующей улице и отыскать их не удалось. Естественно, растворились: они всегда ходили прямыми путями, через дворы, заборы и прочие лазы. О чём взрослый человек догадался, но и только: ему самому этот путь был просто недоступен.

Но они всегда возвращались – за полчаса до ужина. Потом все к этому привыкли и перестали сходить с ума от волнений. Но зато другие воспитанники потребовали, чтобы их тоже отпускали. Поскольку почти ни у кого не было родных, то дирекции пришлось организовать общие поездки – в цирк, театр, парки, выставки и вообще во все места, которые можно посещать группой. Дети были просто в восторге.

Однажды Аля – у них с Киром была привычка встречаться и вспоминать лето, а также мечтать о следующем – задумчиво сказала:

– Жаль, что мы сразу не договорились, чтобы нас отпустили на лето. Ведь придётся сбежать!

– Не придётся! За школьный год они убедятся, что мы всегда возвращаемся. Я попрошу Артура, чтобы он за нас поручился. И наврал, что у него бабушка в деревне, у которой мы будем гостить каждое лето.

– А если они захотят проверить? Ведь нет никакой бабушки!

– Придётся найти. Артур с кем-нибудь договорится. Почему ему и не иметь бы бабушки в деревне?

– А мы здесь каким боком?

– А мы с Артуром друзья.

Выслушав просьбу, Артур даже обрадовался:

– А я тут голову ломал, как вам помочь. Найти бабушку – замечательная идея! Прямо завтра с утра и поеду!

Найти бабушку было нужно такую, чтобы дом был в некотором отдалении от соседей – они, как известно, обожают совать нос в чужие дела – и чтобы согласилась именоваться бабушкой Артура. То есть чтобы у неё были сын или дочь, которые сто лет её не навещали.

Такая нашлась – Анфиса Фёдоровна. Был у неё сын, да забыл о матери напрочь – она так давно его не видела, что уже и представить не могла, как он теперь выглядит. Лет двадцать, поди, не навещал, так что появись он внезапно во дворе – вполне возможно, что мать его и не признала бы. И Артур договорился, если кто спросит, отвечать, что он приехал по просьбе сына узнать, не примет ли она на лето его двух усыновлённых детей. Понятно, что Анфиса Фёдоровна была в курсе, что это за дети и зачем нужно объяснять, каким боком она им бабушка. За очень скромную, просто-таки мизерную – для Артура и огромную – для бабушки сумму она согласилась.