К удивлению десятника, Джангилар выслушал оправдания равнодушно и рассеянно. И вместо искрометной, гневной тирады, которой ожидал стражник, лишь вяло бросил:

– Остолопы…

Сообразив, что разноса не будет, ибо начальство угнетено какими-то своими заботами, Аштвер нахально перешел в атаку:

– Да как работать-то, если от десятка остались четверо? Ругир женился, ему тесть велел из «крабов» уйти. Дхар-наррабанец на родину подался, я докладывал моему господину…

– А кому сейчас легко? – бросил командир все так же отстраненно, занятый своими мыслями. – У кого десяток полный?

– Мне во дворе встретился парнишка-новичок. Нельзя ли его – ко мне?

Джанхашар встрепенулся. Взгляд его разом стал острым и подозрительным, словно «краб» прочел мысли командира и был на этом пойман.

– Новичок? Да, верно, ты же с ним разговаривал. И… и как он тебе?

– Молокосос. И приезжий, города не знает. Но глаза смышленые, речь бойкая. Если еще и не трус – будет из парня толк.

– В твой десяток? Что ж, почему бы и нет… Только…

– Да, господин?

– Нет, ничего… Иди…

Когда Аштвер был уже у порога, командир окликнул его:

– Постой! Ты… это… ну, пригляди, чтоб парни не обижали новичка. И чтоб он себе шею не свернул… по неопытности-то…

Это сбивчивое вяканье было настолько не похоже на обычную увесистую речь командира, что десятник ушам своим не поверил.

– Господин, я не понимаю…

– Ступай!

Последнее слово было произнесено уже знакомым тоном. Аштвер почувствовал себя гвоздем, с маху вбитым в доску по самую шляпку.

За дверью десятник ухмыльнулся: а загадка-то, похоже, разгадана! Сынок богатых родителей из тяги к приключениям или назло папе с мамой подался в стражу. А родители в панике развязали кошелек, чтобы Джанхашар как-нибудь поберег их своенравное чадо…

Ну нет! Он, Аштвер Зимнее Оружие из Семейства Джайкур, не нянька при господском дитятке, а десятник «крабов». С командиром, конечно, спорить не годится. Аштвер будет преданно глядеть ему в глаза и уверять, что юноша окружен заботой и вниманием. Но на деле пусть купеческий наследничек не надеется на снисхождение. Иначе над Аштвером не то что парни из его десятка – даже чайки хохотать будут!

Как быть служанке, потерявшей место? Куда пойти девушке, лишившейся дома?

Ни денег, ни крыши над головой, ни родни…

Нерхар? Он если не сегодня, так завтра в плаванье уйдет. Сам хвастался: в наррабанские земли, на «Попутном ветре». Так что он своей девчонке не помощник и в беде не заступник. Сам бездомный, как морской ветер.

Подружки прежние, зубоскалки эти? Ну… может, и помогут. Пристроят к работе за медяки. Но сначала обдерут острыми язычками всю кожу: как же ты, Гортензия, у нас в порту приживешься? Ты же с серебряных блюд есть привыкла, верно? И платья не иначе как бархатные носила, не хуже супруги Хранителя? И спишь на перинах лебяжьего пуха – где ж мы тебе такое раздобудем? И беседовать наловчилась с важными господами – с нашими-то парнями уже и двух слов не свяжешь, Гортензия?

Ладно. Это она выдержит. И похуже выдерживать приходилось. Но нужно немного денег на первое время. Жалованья она не получила… и с хозяйки уже не спросишь… ох!

Вскинув руки к лицу, девушка расплакалась.

Там, в доме, при виде мертвой старухи служанка была потрясена, но не уронила ни слезинки. А теперь мысль о том, что госпожа, такая аккуратная в денежных делах, уже не вручит ей деньги с назидательными словами, как делала это в последний, сороковой день каждого месяца, вдруг сделала всё неотвратимым, окончательным.

А ведь это госпожа научила Гортензию писать и считать! И манерам хорошим учила, и разговаривать не по-портовому, и рукодельям всяким пробовала обучать, да у Гортензии, видно, пальцы грубые. И больше никогда… ой, жалость-то какая, горе какое!