По набережной идут Арский, Гиви и Саныч. Арский – в спортивном костюме и кроссовках. Саныч и Гиви – в тонких футболках. Несмотря на близость воды и тень от деревьев, пыль и гарь уже успели осесть на их лицах, и футболки пропотели. Гиви несёт две удочки, Саныч – патефон.

Они проходят мимо беседующих на скамейке двух пенсионерок, которых пасут своих внуков. Внукам лет по пять, один – рыжий и кудрявый, второй обстрижен, как новобранец.

Поравнявшись с ними, друзья слышат их разговор.

– Давай играть в телевизор, – предлагает рыжик.

– А как это? – спрашивает стриженный.

– Включим какой-нибудь сериал и будем друг друга убивать.

Услышав это, Саныч, улыбаясь, спросил у Арского:

– А ты ещё помнишь, во что мы играли в их возрасте?

– Конечно, помню. В жмурки, в догонялки, в сыщики и воры…

– Видишь, как устарели наши игры.

– Ты не прав: в сыщики и воры по сей день играют, только уже взрослые… О! Это моя стартовая скамейка, – объявил Арский и рванул вперёд по набережной.

Глядя ему вслед, Гиви отметил:

– Хорошо бежит. И каждый день увеличивает по сто метров, в такую жару… Как у него хватает сил так далеко бежать!

– Главное, чтобы хватило сил вернуться, – съехидничал Саныч.

Они пошли дальше в поисках удобного места для рыбалки.

Через метров пятьдесят, Гиви подошёл к парапету, заглянул за него.

– В прошлый раз у меня здесь хорошо клевало.

– Здесь так здесь.

Саныч поставил на парапет патефон, открыл и дал ему пинка. Забросили удочки. Из патефона зазвучала песня:

– Вера не появлялась?

Гиви грустно покачал головой. Патефон, не щадя Гиви, продолжил:

Саныч пинком тормознул патефон.

– А что с картиной?

Гиви безнадёжно махнул рукой.

– Повесили в самом тёмном углу, к ней никто не подходит. Так и провесит незамеченной.

– Неужели нельзя договориться, чтоб её повесили где-нибудь на виду?

– За это надо дать на лапу организаторам выставки, а у меня нет таких денег.

– Очень важно подняться на первую ступеньку, чтоб тебя заметили. Особенно в искусстве. У многих полжизни уходит на это. Я подумаю, как тебя подсадить на эту ступеньку.

Трусцой возвращается Арский. Спортивная куртка пропотела насквозь, на лице капли пота.

– Надеюсь, согрелся? – поиздевался Саныч.

– Есть важная новость. Хотел прийти к тебе вечером, с бутылкой, но не терпится… Поймал свою золотую рыбку?

– Все золотые рыбки уже выловлены и зажарены – поэтому и чудеса кончились.

– Неправда! – победно воскликнул Аркадий Сергеевич. – Чудеса продолжаются: меня вызвали в институт и извинились. Я снова на службе – продолжаю набирать курс. И телефон опять звонит без перерыва.

– Поздравляю!.. Значит, у тебя начинается новая жизнь? – Саныч искренне пожал ему руку. – А у меня кончается старая: вчера мы оформили документы.

– Так быстро? Мне говорили, что сейчас напрямую обменяться нельзя, надо как-то химичить и это длится месяцами.

– Как видишь, можно и побыстрей. Только дороже стоит.

– Взятки давал?

– Конечно. А в твоей Москве сегодня можно что-то сделать без взяток? На всё свой тариф… Там есть специальный человек, который нас встретил и откровенно сообщил величину взятки за ускоренное оформление каждой процедуры: за обмен, за куплю, за продажу… Мы платили по максимуму, поэтому времени потратили минимум.

– И тебе не стыдно?

– Стыдно. Но ещё стыднее было бы месяц ходить по инстанциям, и добывать кучу ненужных бумаг. А так я себе сэкономил целую неделю на прощание с Москвой.

– Всего неделю?

– А чего тянуть!

Помрачневший Арский толчком отодвинул патефон и уселся на парапет, рядом с Санычем. От толчка, патефон встрепенулся и продолжил песню: