Рядом останавливается Захар и внимательно всматривается в моё лицо. Не знаю, что он там видит, свой ужас я сейчас не контролирую.

Конечно, у нас в больнице случались такие наплывы. Пандемия, авария на дороге с участием нескольких автомобилей, но чтобы столько?

-Боже сколько раненых, - бормочу тихо наблюдая, как подъезжают ещё две скорые. – Их, что всех везут сюда? А другие больницы?

-Это только те, кто может себе позволить лечиться в «Сердце». Вытащенные люди из дорогих авто, - без ярко выраженных эмоций объясняет Захар.

Перевожу на него взгляд и не узнаю мужчину. Сейчас передо мной абсолютно другой человек. Собранный, отстранённый и сосредоточенный. Я бы даже сказала безучастный. Его не трогают размозженные ткани жертв обвала, стоны и редкие крики пострадавших.

-А остальные?

-Остальных отправляют в обычную больницу, - спокойно говорит, делая шаг к следующей кушетке.

-Ужас, сколько же их? – я будто снова зелёный интерн, попавший впервые в приёмную. – Стоп! Что? Но это же неправильно!

На мою возмущённую реплику, Захар лишь пожимает плечами и ставит точку в нашем диалоге, обращается уже не ко мне, а к пациенту.

Холодный расчет в глазах, маска на лице, которая слегка пугает, и заставляет быстро отвести глаза. Пару раз вдохнув глубоко, сосредотачиваюсь на происходящем.

-Извините, - ко мне подходит девушка. С таким же потерянным выражением лица, как и у меня пять секунд назад. – Вы нейрохирург?

-Да, - отвечаю коротко.

-Вас просят подойти в третью приёмную, - замечаю тремор рук и влагу в уголках глаз. Ей тоже страшно, она тоже потеряна.

Кладу свою руку поверх её, и тепло улыбаюсь.

-Ты интерн? – спрашиваю тихо. Кивает несколько раз. – Абстрагируйся. Иди поплачь где-нибудь в уединённом месте. Две минуты, - чётко определяю сроки, иначе мы её больше не увидим. – А потом умойся и в бой. Каждый из потерпевших хочет жить и только от нас зависит, получится у него или нет. Ты должна убрать эмоции, они в данный момент лишние.

Кому я это говорила сейчас, сказать трудно. Но подействовало на нас двоих. Девчонка умчалась в сторону подсобных помещений, я же поспешила к третьей смотровой.

-Здравствуйте, – на ходу снимая фонендоскоп, спрашиваю у незнакомых мне врачей. -Вызывали?

-Парень, Любимов Иван Геннадьевич, двадцать два года. Пострадал во время обвала, бетонная плита упала на капот машины и придавила, - быстро говорит парень-интерн. Глазки бегают, от моего лица, к раздавленной конечности пациента. Ему тяжело находиться здесь, вдыхать запах крови и медикаментов.

Я помню тот удушливый ком, который преследовал меня пару лет, пока я не перестала его замечать. И этот привыкнет, либо сломается.

-В сознании, - продолжает свой доклад, пока я подхожу к пострадавшему. – Давление низкое, но не критично.

-Это как? – отрываюсь от созерцания окровавленного лица. Разбит нос, скорее всего сработала подушка безопасности, или наоборот, не сработала. Но вероятнее всего первое, потому что, если бы он ударился об руль, была бы гематома…А вот и гематома. Чёрт! – Что для тебя не критично? Как ты определил его предел? Хирург оперирует только фактами и данными полученными в ходе анализа.

-Что? – пространственный взгляд, блуждающий по моему лицу, и поза…Да его сейчас самого придётся откачивать.

-Иди закажи томограф, необходимо сделать снимок до того, как его увезут в операционную, - отпускаю бедолагу. Склоняюсь над парнем. – Вы меня слышите? Понимаете, что я говорю?

Пациент несколько раз моргает и расфокусированным взглядом пытается меня поймать в свой фокус. Плохо…похоже на декомпрессионный перелом позвоночника.