о. Александра Шмемана, да и во многих других, чаще всего не сформулированных подходах к той же проблеме религии и веры? Так и наш православный автор, оставаясь в Церкви, хочет открыть его во всех подлинных проявлениях совести, в нравственной позиции в безнравственном обществе, наконец в самом противостоянии ему, точнее стоянии вопреки, во всей сфере человеческой деятельности, которая охватывается словом «культура».

В статье Судьба христианской культуры Барабанов рассматривает культуру, которая по слову византийского историка Прокопия Кесарийского, созидается «Божиим соизволением… когда «разум, устремляясь к Богу, витает в небесах, полагая, что Он находится недалеко»… И здесь автор выступает против разделения человеческой деятельности, в данном случае в культуре на «благодатную» и «естественную». Культура, храмовое строительство, поэзия, музыка, наконец сама философия и даже мысль, именуемая отвлеченной, способна выразить Божественный замысел о мире, выразить это, – здесь легко услышать перекличку со Смыслом творчества Бердяева – в назначении человека, однако Барабанов ссылается и на свт. Григория Паламу. При всех возможных подменах и искажениях на пути ко спасению человек остается свободным, и эта свобода не только в том, чтобы грешить, но и в том, чтобы творить, повинуясь не одним данным ему талантам, но и замыслу Божию, вложенным в саму нашу человечность.

Этот дар творения осмысливается в замечательной статье Образ Софии Премудрости в древнерусской живописи, где автор обращается к одной из самых радостных «тайн» православия и, возможно, к одной из тех «священных тем», которые некогда завораживали русскую религиозную мысль-теме Софии как Премудрости. Здесь поневоле вспоминаются слова блаженного Августина о том, что к каждому народу при крещении Христос приходит с новыми дарами. Для России, для всего последующего русского богомыслия, новым был дар Премудрости. Премудрость заговорила прежде всего в безмолвной красоте, красоте храмостроительства, церковной живописи, как и в молитвенном труде первых отшельников, уходивших спасаться в киевские пещеры. Родословная Софии начинается уже с выбора веры св. князем Владимиром, откликнувшимся на свидетельство посланных им мужей, побывавших на торжественной службе в храме св. Софии в Константинополе. Они, как пишет Повесть временных лет, не знали, где пребывали – на небе или на земле, не знали даже, как рассказать об этом. Но в эту весть о красоте богослужения, донесенной будущему крестителю Руси, они вложили и другую – весть о Премудрости как явленной иконы Бога. В богословском ее осмыслении Премудрость раскрывается нам в трех ликах. Прежде всего – это лик христологический, это образ Слова Божия, Которое было в начале у Бога, и все чрез Него начало быть. «Творческое Слово Божие созидает вселенную, соединяя земное с небесным посредством Божьей Силы и Божьей Премудрости (Софии); Воплощенное Слово спасает своей крестной смертью человечество, собранное в Церковь – Тело Христово; в конце времен это же Слово Божие произносит свой Последний Суд над миром».

Христологический лик Премудрости, Логос творения мира, оставляет, согласно преп. Максиму Исповеднику, свою печать на каждом из творений Божиих; любое из них хранит в себе то Слово, посылаемое людям, Которое было в начале у Бога. Другой лик Премудрости – богородичный. Лоно вместившее Христа – утроба Богоматери, «Звезда, являющая Солнце», как называет Ее один из акафистов, и в этой Звезде по-особому преломляется сияние Солнца. Мария – целостный образ творения (Т. Шипфлингер), Мария – проступающий в нас образ материнства Бога (о. С. Булгаков). Здесь Премудрость раскрывается излучением любви, которое особым образом передается в древнерусской иконописи. Богородичные иконы на своем языке говорят нам, что любовь-милосердие окутывает собой все созданное Словом, Сыном Божиим и Марией. Но есть еще и экклезиологический образ Премудрости, являющий себя в Церкви, собирающую в себе Премудрость, как весть о спасении, как упование Царства Божия, как чаяние жизни будущего века. Эта весть отражает в себе замысел Бога о человеке, который ищет воплотить его в устроении храма, в видении неба на земле, открывающегося в богослужении, церковной живописи, преображения жизни, любви, «невидимой брани», совести, памяти. Премудрость – растущий символ, родившись в Библии, он может бесконечно отражаться во все новых образах Христа, Богоматери, Церкви, они не повторяют друг друга, ибо отвечают непреходящей человеческой потребности во встрече с Господом повсюду, к распознаванию Его следов, которые открываются в дарах Духа Святого. Премудрость постоянно входит в новую реальность, точнее – узнается в ней от глубокой древности до сего дня.