Вдоль дороги стелились луга, набравшиеся зеленого цвета до необычайной густоты. Пахло, почему-то, арбузами. За окном мелькали небольшие стада коров, развалившиеся колодцы и проржавевшие щиты с плакатами «Животноводству – кормовую базу!», «Решения 25-го съезда – в жизнь!». На нескольких плакатах отдельные буквы осыпались, и они приобрели загадочное звучание. «Неуклонный рост…» не имел продолжения, и можно было только догадываться, что должно было неуклонно расти. На щите, расположенном на въезде в небольшое село, примостившееся в узкой долине, время и дождь внесли коррективы. Теперь девиз приобрел более прагматичное звучание – «Экономика должна быть…!»

Но вся эта морально устаревшая наглядная агитация мало волновала следователя Брыкина. Он смотрел только на дорогу и спидометр. Через час он был в Джубге.

В город Мурманск, северный и далекий, прибыл Дмитрий Шайкин. Дело было срочное и он, не отдохнув с дороги, тут же направился в справочное бюро. Там его подстерегала большая неожиданность – улицы Голавлева в городе не было!

Митя, боясь признаться самому себе в том, что здорово сплоховал, слегка заикаясь, спросил неухоженную работницу Бюро справки:

– Это точно?

– Точнее не бывает. Гоголя есть, Горького есть, Голубицкая даже есть. А вот Голавлева нет.

«Может быть, старый что-то напутал?»

– А на Гоголя как проехать?

– Садитесь на автобус номер четыре и в сторону Дворца культуры едите. На пятой остановке выходите, а там спросите.

Трясясь на неудобном автобусном сидении, Митя невнимательно рассматривал крупнейший город Заполярья и слегка постанывал от ненависти к глуховатому старику.

Выйдя на нужной остановке, он пошел по улице Гоголя к дому номер пять. Здесь случилась вторая неожиданность – в этом доме располагался детский сад «Ромашка» и, соответственно, квартиры с номером один тут не было.

Шайкину пришлось сильно растеряться. Но цель манила… Узнав у прохожих направление, он, огибая озера и пруды, которых в городе было множество, устремился на улицу Горького.

«Ну, старый, не больше двух часов проживешь, после того, как я в Москву вернусь!» – зло подумал Митя и почему-то погрозил кулаком недавно оттаявшему после зимней спячки остову «горбатого» «Запорожца».

Улицу Горького он нашел, нашел и дом за номером пять, который опять же не имел квартир. Это было областное управление культуры.

Митя взревел, как раненный боец. Мало что уже соображая, он метался в поисках своей последней надежды – улицы Голубицкой. Та находилась на краю города, построенного на вечной мерзлоте. Пока Шайкин до нее добрался, он испугал пару десятков мурманчан своими дикими глазами и грозными криками в лицо: «Где эта гребаная Голубицкая?!»

Дом номер пять оказался жилым, что немного успокоило Дмитрия. Придав своему лицу, насколько это было возможно, спокойное выражение, он постучал в дверь квартиры номер один. Долго не открывали, и Митя стал от нетерпения бить ногами о пол, как лошадь на параде.

Неожиданно за дверью послышался шорох и неуверенный мужской голос спросил:

– Вам кого?

Митя, обрадовавшись тому, что хоть какая-то надежда замаячила, скоро ответил:

– К Соскачевым!

Потом, слегка поразмыслив, добавил:

– К племяннице ихней.

За дверью вновь послышалась возня, потом шлепанье тапок по полу, тихий разговор и затем громкий смех. Митя, не зная, что думать, снова постучался.

На этот раз голос из-за двери прозвучал вполне уверенно:

– Нет здесь таких! И никогда не было!

– Как?!

– Вот так! – ответил житель квартиры номер один и жизнерадостно засмеялся. Он боялся преследования за невыплаченные алименты, а стучащийся к нему чудак был явно по другому делу.