Надя сидела рядом с Бессменным, робела слегка, но искренне наслаждалась, принимая участие в обеде с настоящими гостями, то есть с людьми мало знакомыми ей. Это было ее первое появление в свете.
Кулугин следил за ними издали, мало пил и ел и был мрачен и неразговорчив. Граф Феникс сидел среди почетных гостей, вблизи хозяина, и вел не спеша рассказ об Индии с такими подробностями, как будто сам жил там долгое время. Он говорил о факирах, которые доходят до того, что впадают в совершенно особенный сон, ничем не отличимый от смерти. В таком состоянии их зарывают в землю на довольно продолжительное время, а затем отрывают, дают несколько капель эликсира, и пролежавший под землею, похороненный и отрытый факир приходит в себя и становится затем опять вполне здоровым и нормальным человеком.
– А вы знаете, граф, в Петербурге у нас появился индус, – обратился Елагин к графу Фениксу. – Я все хочу призвать его как-нибудь к себе… Очень интересно.
– Среди них есть много шарлатанов, – ответил граф. – В особенности этим разъезжающим по Европе я не доверяю… А впрочем, может быть, он и знает что-нибудь…
– Но вы, граф, наверное, знаете много, – вдруг обратилась к нему сидевшая рядом полная дама не первой уже молодости, – я думаю, вы знаете все… и настоящее, и будущее…
– И вас это удивляет? – спросил Феникс.
– Знать будущее! – воскликнула дама. – Разве это не удивительно?
– В сущности, не более прошедшего…
– Ну, прошедшее знать немудрено!
– Даже, например, хотя бы то, что происходило в Риме?
– Да ведь это в книгах написано!
– И будущее в книгах тоже написано, и по ним так же легко читать о грядущем, как и о прошлом. Вся разница в том, что читать о будущем умеют немногие, а о прошлом – доступно большинству.
– И вы… вы, наверно, умеете?
– Может быть.
Сидевшие вокруг графа притихли, слушая, что говорит он; затем водворилась тишина и за всем столом. Всем было интересно послушать Феникса, говорившего не совсем обыкновенные вещи.
Граф, чувствуя общее внимание на себе, нисколько не смутился, видимо, давно привыкнув к такому вниманию.
Вызвавшая его на разговор барыня, очень довольная, что отчасти и она замечена, стала смелее.
– Ну, а если мы усомнимся в вашем уменье читать будущее, граф? – проговорила она, играя веером.
– Я вас разуверять не буду.
– Однако… Я думала, вы дадите другой ответ – предложите показать свое искусство…
– Если вам угодно – я не отказываюсь.
– Тогда скажите…
– В самом деле, – сказал Елагин Фениксу, – скажите, граф, как вы думаете, что ожидает вот самую юную нашу собеседницу? – показал он на Надю. – Кстати, сегодня ее первое появление в свете…
Надя вдруг смутилась и густо покраснела под этим общим, обращенным на нее взглядом. Граф прищурился слегка и с расстановкой произнес:
– Ей надо в будущем беречь свой медальон!..
Надя, никак не ожидавшая этих слов, тихо ахнула и закрыла лицо руками… Ей показалось, что она лишается чувств. Неожиданность поразила ее.
Все заметили, хотя, разумеется, не могли понять причину того, что с Надей при словах графа произошло что-то особенное и что эти слова имели для нее значение, которое она тщательно скрывала от других и о чем, по-видимому, знал граф Феникс, впервые видевший в глаза девушку. И все почувствовали нечто вроде благоговейного удивления перед ним и перед его всеведением и проникновением в чужую душу.
В самом деле, вышло как будто сверхъестественно, что Феникс сразу отгадал чужую тайну. Никто не знал, какой именно медальон был у Нади и почему он важен для нее, но каждый видел, что сделалось с нею, и с некоторым страхом глядел на графа: а вдруг как ему известно тоже, что и у всех остальных на душе?