– Не сегодня, когда придет наш фотограф.

– Как жаль, – разочарованно вздохнула Никольская. – А мне просто не терпится предстать голой. Давно со мной такого не случалось. Может, и вы заодно западете.

– Не исключено. Вы мне нравитесь.

– Я польщена. А вот вы мне – нет. По-моему вы очень наглый примитив. В свое время подобных вам экземпляров я табунами выпроваживала пинками из своих будуаров. Конечно, я была тогда моложе, и мне это легко давалось. Но ради вас чего не сделаешь. Я могу вспомнить былые навыки. И тоже выпроводить вас пинками. Или вы сами уйдете? Как вы предпочитаете?

Носова охватила паника. Еще минуту назад все так прекрасно шло, а сейчас он на грани полного фиаско. Что-то надо срочно делать.

– Послушайте, мы же можем обо всем договориться, – почти взмолился он. – Журнал даже готов вам заплатить. Подумайте.

– Да я еще на этом могу и подзаработать. Какое счастье. Вы правы, от вас надо избавляться только пинками, сами такие, как вы, не уходят. Всегда терпеть не могла наглых юнцов. А знаете, я даже получу удовольствие, выпроваживая вас. Считаю до трех – и начинаю.

– Пожалуйста, я сам уйду. Только потом жалеть будете всю оставшуюся жизнь. Ведь о вас все напрочь забыли, так больше никогда и не вспомнят. Кто теперь знает, что была такая артистка Юлия Никольская? Да расспросите прохожих на улице, никто из них вашего имени и не припомнит. А мы даем вам шанс.

– Начинаю пинать, – предупредила женщина.

– Ну и сидите в этом своем склепе.

– Не твое дело, идиот, – вдруг грубо произнесла она. – Где хочу, там и буду сидеть. И чтобы я больше твою наглую физиономию никогда не видела здесь. И совсем у тебя мордашка не симпатичная, а очень даже противная. Ни одна приличная женщина не захочет иметь с тобой дело.

Носов вдруг почувствовал сильную обиду.

– Если под приличной женщиной вы понимает себя, то мне таких и не надо. А вот вы вышли в тираж и никогда уже в него не войдете.

– Катись.

– Качусь. Счастливо оставаться.

Носов сделал всего несколько шагов и оказался за дверью квартиры Никольской.

Целый день Вадим был сам не свой. Когда он вышел из дома Никольской, то был уверен, что сюда он ни за какие сокровища больше не вернется. Она выставила его, как случайно забредшую бездомную собаку.

Первым его импульсом было отправиться в редакцию и доложить Кроткову о своей полной неудаче. Материала о секс-символе прошедшей эпохи он не сделает.

Спустившись в метро, Носов даже поехал в сторону станции, рядом с которой располагалась редакция. Но на полпути передумал, вышел из вагона и сел на ветку, которая вела к его дому.

Дома он долго сидел в кресле, размышляя над ситуацией. Что-то его смущало в ней, но что он сразу не мог уловить. Да, Никольская его выгнала, причем, довольно грубо. Но чем больше он думал об этом, чем больше вспоминал, как это выглядело, тем сильней у него возникало убеждение, что не так уж и сильно она была на него разгневана. Не случайно же она все же впустила его в квартиру, хотя прекрасно знала, кто он и зачем к ней явился. А затем выслушала его. Ему в какой-то момент даже показалось, что в ее глазах заискрился интерес к его словам. Правда, продержался он недолго, но ведь главное другое – все-таки она не безоговорочно отвергла идею написать о ней статью. Означает ли это, что у него сохраняется шанс?

Вадим стал размышлять, как ему поступить в такой ситуации. Он должен повторить свою попытку установить с ней контакт. Как хорошо, что он ничего не сказал главному редактору, в этом случае для него, Носова, все бы уже кончилось. Оставалось только забрать вещи из своего рабочего места и покинуть редакцию. А так остается надежда на то, что он может еще остаться в ней работать. А ему это очень хочется. И ради этого стоит предпринять еще одну попытку, как бы безнадежной она на первый взгляд не казалась.