«Солнышко, – писал он, – не могу поверить, что тебе этим летом исполнится шестнадцать (как быстро летит время!). Приезжай ко мне, отпразднуем вместе! Ты, наверное, знаешь, что я почти все время живу в Париже, но лето провожу на юге Франции, в изумительном краю, который французы называют Провансом. У меня большой загородный дом, наша улица выложена брусчаткой, и друзья-художники заглядывают, когда им заблагорассудится. Мы будем греться на солнышке, есть круассаны и общаться. Как ты на это смотришь?»

Я уставилась на экран, не веря своим глазам, голова кружилась. Но впервые в жизни я не колебалась. Не будет никаких сожалений. Я взглянула на свою комнату, на удушающее однообразие постеров и книг, на ряды одинаковых невысоких домов за окном… Это был шанс вырваться. Шанс провести лето – мое время года – там, где брусчатка и круассаны. От решительности кружилась голова.

Естественно, маму убедить было сложнее. Сначала это было твердое «нет» – ее, кажется, пугала такая перспектива (я тут же расплакалась; вообще, слезы для меня редкость, но только не в случае с этой поездкой). Потом начались приглушенные телефонные переговоры между родителями (насколько я знаю, они заговорили друг с другом впервые за долгие годы), и я услышала, как мама сказала, что я не готова, и это меня задело. В школе многие уже успели поездить по Европе и Южной Америке. Руби дважды была с родителями в Индии. Да, я тихоня и как бы нахожусь под защитой нашей безмятежной провинциальной жизни. Но не может же мама вечно держать меня в этом пузыре?

Целую неделю родители шептались по телефону, а я грызла ногти. Потом мама согласилась отпустить меня, но только потому, что папа разрешил мне работать у него кем-то вроде помощницы.

– Если у тебя не будет работы, – объяснила мама суровым тоном, – ты будешь там слоняться туда-сюда, не зная, чем занять время.

Я и вправду каждое лето работала с тех пор, как мне исполнилось тринадцать: то в дневном лагере Ассоциации молодых христиан заклеивала пластырем разбитые коленки, то продавала попкорн в большом кинотеатре торгового центра, а в прошлом году расставляла по полкам книги в мягких обложках в книжном магазине «Между строк». Теперь буду раскладывать наброски в папиной студии и заказывать новые кисти онлайн. Со всем этим я справлюсь. Лишь бы мне самой не надо было быть художником: я даже человечка из палочек нарисовать не могу.

Я добегаю до своего выхода на посадку, запыхавшаяся и взмокшая. На мой рейс – «Дельта-022», прямой до аэропорта Марсель Прованс – уже началась посадка. Я перевожу дух и смотрю в длинное окно, которое выходит на взлетную полосу. На ней самолет, гладкий, белый, весь в точечках дождевых капель. Облегчение и радостное возбуждение охватывают меня. Получилось!

Я встаю в извивающуюся змеей очередь за молодой женщиной с маленькой дочкой, они разговаривают по-французски. В школе я учу испанский (мамина идея), но с апреля начала гуглить французские слова. Женщина говорит про дождь – la pluie, и дочка хихикает. Я глотаю подступивший к горлу комок.

Я единственный ребенок, так что у нас с мамой близкие отношения, как бывает у двух очень родных людей. Часто по вечерам мы устраиваемся на диване перед телевизором или сидим на веранде с ведерком мороженого, смотрим на звезды. Маме нравится рассказывать мне о теориях, которые она изучает со студентами философии в Хадсонвиллском колледже. Однажды она сказала, что некоторые философы и ученые верят в жизнь на других планетах – галактик так много, что это кажется неизбежным. Тогда я подумала, что раз не нравлюсь ни одному мальчику с Земли, то, может быть, однажды понравлюсь кому-то из другой галактики. Короче, хотела бойфренда-инопланетянина. Круто.