– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство.

– Ну как хочешь.

Князь вложил написанную бумагу в конверт, запечатал своею печатью с гербом и обратился к Николаю:

– Вот видишь ли, братец, я хочу послать тебя опять в Петербург.

– В Петербург! – не скрывая своей радости, сказал молодой человек.

– Да, ты обрадовался, что я посылаю тебя?

– Нет, ваше сиятельство, я так-с.

– Ты можешь еще погостить в усадьбе дня три, за это время отдохнешь, а там и в путь.

– Слушаю, ваше сиятельство.

– Но это еще не все. Из Петербурга ты поедешь в Австрию: там постарайся узнать об участи князя Сергея, наведи справки… На все расходы ты получишь от меня крупную сумму денег. Твои хлопоты даром не пропадут, будь уверен! Я награжу тебя.

– Ваше сиятельство, я обязан, не думая о награде, делать все, что вы изволите мне приказать.

– Спасибо! Ты добрый малый – постарайся! Я и княгиня будем тебе благодарны. В Австрии, может, что-нибудь узнаешь о Сергее, тогда поспеши нас о том известить.

– Слушаю-с, ваше сиятельство! Ваши приказы и желания для меня закон.

– Перед отъездом мы еще с тобой поговорим. Ступай.

Николай стал готовиться к отъезду.

Назначенные князем три дня прошли; за все это время молодой человек ни разу не видал княжны: она избегала встречи с ним. Князь, отпуская его в Петербург и в Австрию, вручил ему на расходы порядочную сумму и просил, не жалея денег, ехать скорее. Неизвестная участь князя Сергея тяжело отзывалась на Владимире Ивановиче, а в особенности на самой княгине. Николай поехал на паре княжеских лошадей, запряженных в маленькие сани с верхом вроде кибитки. На облучке саней сидел Игнат-кучер. Игнату приказано от князя доставить Николая до Москвы, а самому вернуться в Каменки. Из Москвы до Петербурга Николай должен был ехать на перекладных.

В пяти верстах от княжеской усадьбы дорога пошла лесом. Николай, укутавшись в лисью шубу, которую велел ему дать князь в защиту от сильного мороза, ехал молча, а возница мурлыкал какую-то песню. Вот видит Игнат, что им навстречу идет какая-то женщина и машет рукой.

«Что ей надо? Что она рукой-то машет?» – подумал Игнат, приостанавливая лошадей.

– Ты что остановился? – спросил Николай.

– Да какая-то баба на дороге стоит.

– Что ей надо?

– А кто ее знает! Тетка, тебе что?

– Николай! Куда ты едешь? – подходя к саням, спросила Глаша. Это была она, бледная, встревоженная.

Николай невольно вздрогнул от неожиданности.

– А тебе что за дело, куда бы я ни ехал! – грубо ответил он молодой девушке.

– Возьми меня с собою.

– Что ты, или очумела? Пошла!

– Возьми, возьми, Николай, сжалься над горемычною, пожалей меня, ведь я исстрадалась, измучилась!

– Прочь с дороги! Я смотреть на тебя не хочу! – крикнул на плакавшую девушку Николай.

– Что я тебе сделала?

– Зачем ты рассказала княжне про нашу любовь?

– Кому же и сказать мне, с кем своим горем поделиться? Княжна добра ко мне…

– Прочь, говорю, с дороги, задавлю!

– Дави, злодей, дави, я не тронусь с места, – проговорила Глаша задыхающимся голосом.

– Поезжай, Игнат! – с бешенством крикнул кучеру Николай.

– Куда же я поеду? Давить, что ль, ее, сердечную, – грубо промолвил Игнат: ему стало жаль бедную девушку.

– А коли так… – крикнул Николай.

Он быстро выскочил из саней, схватил Глашу и, отбросив ее с дороги, вскочил опять в сани, хлестнул кнутом по лошадям, те рванулись и понеслись что есть духу, забрасывая снегом дорогу.

– Ускакал, злодей! Будь ты проклят! Теперь в моем сердце не любовь к тебе, обидчику, а месть да злоба! Недаром называют меня дочерью колдуна – я сумею отомстить тебе, проклятому! Сумею за себя постоять! И за всю мою муку, за все мои слезы ты заплатишь мне сторицею!.. – громко кричала девушка вслед уезжавшему Николаю и в бессильной злобе ломала свои руки.