– Батюшка, в тебе я вижу для себя высокий пример.

– Вот и пошли у тебя модные фразы.

– Не фразы это, а прямое, честное слово.

– Ну, верю, верю! Добрый ты сын, Сергей, – таким и будь всегда. Так ты решил взять Николая? – меняя разговор, спросил у сына старый генерал.

– Если ты позволишь.

– Что же, возьми: здесь он не очень нужен, обойдемся без него. Ты запишешь его в рядовые и возьмешь под свою команду. Да вот он и сам, легок на помине.

К говорившим подошел высокого роста молодой человек, красивый и статный. На нем была красная кумачная рубаха с косым шитым воротом, широкие бархатные шаровары, запрятанные в щегольские сапоги с отворотами. Загорелое мужественное лицо, черные как смоль, кудреватые волосы и жгучие черные глаза делали его похожим на цыгана или на сына дальнего юга.

Николай был приемыш князя Гарина; годовалым младенцем подкинули его однажды летом к воротам княжеской усадьбы, с запиской, в которой просили дать приют «крещеному младенцу Николаю».

Владимир Иванович в то время проживал в своей усадьбе. Он взял на воспитание маленького Николая, отдал его на попечение одной дворовой бездетной бабы – Пелагеи и, когда подрос подкидыш, взял его в свой княжеский дом, в сверстники к своему сыну Сергею.

Княжич Сергей и приемыш Николай были одних лет, росли они вместе; только к молодому князю был приставлен целый штат гувернеров и воспитателей иностранного происхождения, у подкидыша же был единственный учитель – сельский дьячок Петрович, пьяница, каких редко свет создает. Подрос Сергей, старый князь свез его в Петербург, в одно из военных училищ, откуда через пять лет он вышел корнетом. Николай Цыганов, как прозвала его дворня за смуглый цвет лица, прожил все это время безвыездно в усадьбе на положении дворовых, почти ничем не отличаемый от прочих слуг.

– Ваше сиятельство! Нарочный приехал из города от губернатора, – почтительно доложил Николай генералу.

– Пусть подождет… Чай, с пустяками какими-нибудь.

– По важному, говорит, делу. Просил доложить.

– Знаю я эти важные дела. А ты, братец, я слышал, на войну хочешь, кровь свою за отечество проливать?

– Если позволите, ваше сиятельство, я с радостью, – ответил приемыш.

– Что же, поезжай. Из тебя выйдет бравый солдат. Только смотри трусом не будь! Ведь на войне не то что у меня в усадьбе: там, братец, жарко будет, от порохового дыма зачихаешь.

– Помилуйте, ваше сиятельство!

– То-то! Надо молодцом быть! За храбрость и отвагу награду получишь, может быть, и чин дадут, и вернешься ты с войны дворянином. Бывали примеры.

– Рад стараться, ваше сиятельство! – становясь во фронт, громко проговорил Николай.

– Молодец! Ступай, собирайся: завтра в путь поедешь вместе с князем Сергеем.

– Покорнейше благодарю, ваше сиятельство.

Цыганов молодцевато повернулся и ушел.

Разговор старого князя с сыном происходил в его богатой костромской усадьбе Каменки. Широко раскинулась княжеская усадьба по обрывистому берегу Волги; каменный дом по своей величине и отделке, со своими башенками и бельведерами, походил на прекрасный дворец; лицевой фасад дома был украшен громадными колоннами; на воротах красовались львы; все службы, скотный и конюший двор были каменные, крытые черепицею и железом. Огромный парк, тянувшийся на несколько десятин, примыкал к дому, и через крытую террасу из внутренних комнат проходили прямо в парк. Прекрасно распланированный, со множеством статуй работы лучших итальянских мастеров, с красивыми мостиками, перекинутыми через ручейки и овраги, с чудной беседкой затейливой архитектуры, с резьбой и с цветными стеклами, парк этот был лучшим украшением усадьбы. Близ террасы устроен был большой фонтан, окруженный всевозможными цветами и тропическими растениями, дорожки и клумбы были разбиты по-английски. Во всей усадьбе был образцовый порядок. На всем видна была рука хорошего хозяина. Князь Владимир Иванович, как истый русский барин, любил все родное, но княгиня, жена его Лидия Михайловна, бывшая фрейлина блестящего двора Екатерины II, как и все придворные дамы, сохранила любовь к иностранной роскоши и тратила громадные деньги на парижские безделушки, картины и статуи. Благодаря влиянию княгини Лидии Михайловны и уступчивости мужа дом был на европейскую ногу.