Вместе с тремя десятками сверстников Давид в июне принял первое причастие. В громадной церкви Нотр-Дам-де-ля-Шапель, относившейся к польскому католическому приходу, Жан и Лоран смешались с толпой родителей, дядюшек, двоюродных братьев и сестер, которые поздравляли подростков со вступлением в пору расцветающей юности. Так что они могли не прятаться и, усевшись в переднем ряду, вволю налюбоваться Давидом.

Отныне не проходило и дня, чтобы они не думали о нем. Лоран оставил Королевский парковый театр, чтобы стать режиссером в «Галери», крошечной антрепризе, где ставили бульварные комедии; так что в перерыве он частенько забегал к Жану в «Сердечную удачу», благо театр и магазин разделяло каких-нибудь двадцать метров. За бокалом вина они беседовали обо всем на свете – то есть о Давиде, – а затем отправлялись работать.

После обеда, когда они смаковали чай, привезенный приятелем из Японии, звякнул дверной колокольчик, и они, озадаченные, застыли, держа на весу чашки.

На пороге стоял Давид.

Ему исполнилось пятнадцать, у него были вьющиеся темные волосы, яркие губы, голос его переменился, в гортани будто прокатывался камешек от детского дисканта к мужественному басу.

– Добрый день! – сказал он, закрывая за собой дверь.

Застуканные на месте преступления – какого?! – Жан и Лоран были не способны ответить ни словом, ни жестом.

Давид, не смущаясь, подошел с сияющей улыбкой, озарившей ювелирный магазин.

– Я ищу подарок. – (У мужчин по-прежнему были квадратные от удивления глаза.) – Скоро День матери, – пояснил Давид.

С трудом придя в себя, Жан важно кивнул, будто принадлежал к тем редким посвященным, которым было известно, что в воскресенье через пятнадцать дней предстоит поздравлять матерей.

Приободренный наладившимся пониманием, Давид продолжил:

– Мама обожает ваш бутик.

При слове «ваш» Жан с Лораном разом покраснели.

Лоран, очнувшись, возразил:

– О, это не мой магазин, а его, он принадлежит Жану.

Изумленный Жан озадаченно посмотрел на любовника. К чему это замечание? Что он имел в виду? Разве кто-то обвиняет Лорана? Или он отрекается от их союза? Может, он намерен разыграть гетеросексуала перед этим подростком?

Разгневанный Жан собирался выдвинуть какое-то объяснение, но Лоран недвусмысленно остановил его, нахмурив брови, и произнес повелительным тоном:

– Займись молодым человеком, а я допью чай.

Жан, сообразив, что нужно заняться Давидом, повернулся к нему и попросил, указывая на витрины:

– Покажите, что именно понравилось вашей маме…

Он подвел мальчика к выставленным украшениям.

Лоран пересел, чтобы лучше видеть.

Давид живо, подбирая точные слова и обороты, объяснил, что именно ему нравится, а что нет. В нем не было ни косноязычия, ни робости, ни оскорбительной развязности, присущей некоторым подросткам; объясняясь с собеседником, он не испытывал неловкости и держался уверенно.

Доставая одно за другим кольца, цепочки, серьги, чтобы показать их мальчику, Жан сообразил, что Лоран из деликатности уступил ему право общаться с Давидом.

А Лоран тем временем получил возможность спокойно и вволю наблюдать за ними.

Разглядывая приглянувшийся ему браслет, Давид внезапно вздрогнул, разглядев цифры на крошечной этикетке, прицепленной к застежке.

– Это цена?..

При виде суммы, равной двухмесячному заработку матери, он побледнел.

Жан живо отреагировал:

– Нет, не цена, а инвентарный номер изделия.

– А-а, – протянул слегка успокоенный Давид.

– Как только вы определитесь с выбором, я посмотрю в своем списке стоимость изделия.

По-прежнему сомневаясь, что у него хватит денег, Давид нейтральным тоном задал волновавший его вопрос: