С тампонами в носу он чувствовал себя разом глухим и слепым. Нечем было дышать, но хуже было то, что отсутствие главного органа чувств заставляло его ощущать окружающую реальность как будто бы через стекло.

И в этих условиях нужно было говорить, нужно было придумывать какие-то слова, чтобы девочка, оказавшаяся на грани, не переступила эту грань.

Мысленно Шейн негромко взвыл. «Ну почему я?!»

— Потому что кто-то должен это сделать. Ты слишком ценна, чтобы сгнить на улице или в больнице.

Эллис отвернулась. Шейн так и не понял, поверила она, или нет.

— Он там, — сказала Эллис спустя долгую минуту. — Я чувствую его.

— Ты его боишься?

Эллис не ответила.

— Он не достанет тебя.

Эллис покачала головой, но Шейн не был уверен в том, что именно она отрицает.

— Ты пойдёшь со мной?

Эллис дёрнулась, словно перепуганная птица, вырываясь из сильных рук. Шейн удерживал её ещё несколько секунд, ожидая, что Эллис затихнет, но, когда этого не случилось, отпустил и попытался поймать её взгляд. В серых глазах плескался страх, но, встретившись со взглядом Шейна, Эллис уже не смогла отвернуться.

— У тебя есть вещи? Одежда? — спросил Шейн.

Эллис покачала головой.

— Тебя же в чём-то доставили сюда?

Губы Эллис дрогнули. Шейн торопливо скинул собственную кожаную куртку и накинул её на плечи Эллис.

— Разберёмся, — сказал он твёрдо и встал. — Эллис, я сейчас вернусь. Не делай того, о чём можешь пожалеть.

Дверь за названным гостем захлопнулась, а Элис осталась сидеть неподвижно. Она молча смотрела ему в след.

Она не лгала. После того, что случилось, она успела попробовать всё. Самой себе она казалась сломанной куклой, жабой, раздавленной посреди дороги. Элис не понимала, как шевельнуться и при этом не пробудить боль в разбитом теле, а вместе с болью – воспоминания о том, что произошло.

Её жизнь никогда не была особо гладкой – Элис была сиротой, с детства кочевала из дома в дом. Вместо семьи рядом всегда были люди, остававшиеся чужими, не понимавшие её и не пытавшиеся понять.

Но с тех пор, как она стала взрослой, с тех пор, как пропала необходимость сверять каждый свой шаг с боем чужих часов… Элис уже начинало казаться, что что-то наконец пошло на лад. Её жизнь озарил свет.

Денег было немного, едва хватало, чтобы снимать комнату в самом дешёвом квартале, но Элис нашла друзей – абсолютно случайно, в клубе, где тусовалась сама. Вот уже почти два года она играла в группе, и, хотя большой посторонний мир оставался чужим, в её собственном, маленьком мирке медленно разгорался свет.

Всё кончилось в одну ночь. Тот, кого она считала другом, оказался врагом. Элис боялась возвращаться воспоминаниями в тот день, боялась осознать и поверить в то, что произошло – но стоило отвлечься, на мгновение отпустить самоконтроль, как она понимала, что снова думает о том, что произошло. О том почему это произошло. О том, как всё исправить – и о том, что исправить ничего уже нельзя.

Шейн вышел и спустился в регистратуру, но «сейчас» затянулось на мучительных полтора часа. Пришлось заполнять анкеты, ставить подписи и ругаться с администратором, но, в конце концов, ему выдали вещи и карту больной. Раскрыв бумажный пакет, Шейн тут же понял, почему Эллис не хочет и думать о том, чтобы одеть это снова. Футболка была изорвана в клочья. Джинсы сохранились лучше, но и они разъехались по швам. Запах альфы чувствовался даже сквозь тампоны.

Ещё какое-то время потребовалось на то, чтобы выпросить у Сэнди списанную пару больничных штанов.

Вернувшись в палату, Шейн столкнулся с испуганным взглядом и не сразу понял, что он направлен не на него, а на пакет. Шейн выругался.