Я находилась в некоторой растерянности. Колебалась. Но, возможно, он прав? Я ведь не общаюсь с ним на работе. С одной стороны я все же опасалась проблем, а с другой… была почти влюблена. Почти – потому что во мне еще срабатывал некий «тормоз» – «обжегшись на молоке, дуешь на воду».

Но все же Миша так прекрасно говорил по-русски и так любил Россию, что уже стал для меня «своим». Я не воспринимала его как иностранца, и мне было бы трудно оттолкнуть его.

Атмосфера в этом уютном ресторане была праздничной и романтической.

По русской традиции Мишель регулярно поднимал бокал с шампанским и произносил за меня и за нас красивые тосты. Мне не хотелось портить ему вечер категоричным отказом. Поэтому попыталась объяснить все как можно мягче:

– Миша, мне очень приятно, что я вызвала у тебя подобные чувства. Но мы не сможем долго встречаться в силу моих рабочих условий – нам запрещены личные контакты с иностранными гражданами. А я не могу думать о чем-то серьезном, не зная человека достаточно.

Вспышкой возникла мысль о Максиме, о том, как быстро ему поверила, доверила свою жизнь и жизнь нашего ребенка. И вот теперь результат «налицо»…

Но Мишель принялся уговаривать меня, обещать, что будет часто устраивать свои поездки в Москву, чтобы я хорошо узнала его. Объяснил, что у его матери есть большие связи с некоторыми русскими дипломатами, работающими в посольстве России и во Франции, которые «смогут помочь в случае осложнений».

– Нина, я люблю тебя! Позволь мне доказать тебе, что это не простые слова. А для этого нужно, чтобы у меня была возможность видеть тебя как можно чаще. Еще я очень хочу познакомиться с твоими родителями и с твоей дочкой, – сказал мне в конце вечера.

Затем Мишель отвез меня на такси домой и с этой же машиной уехал к себе, в гостиницу.

Я задумалась. Чувствовала, что он был искренен со мной, но… я уже ошибалась в своей жизни. Как знать, тот ли он человек? И в то же время понимала, что если прекращу наши встречи, то никогда этого не узнаю.

Максим не появлялся и не звонил, больше не интересовался дочкой. У меня не было от него никакой помощи – ни моральной, ни материальной. Алинка же не забывала папу, скучала по нему, продолжала задавать мне вопросы. Часто восклицала: «Папа!» – показывая на игрушку, которую он когда-то подарил ей.

Все это было очень нелегко.

Мне в голову все чаще стала приходить мысль, что, возможно, моя встреча с Мишелем – это знак «свыше». Что мне пришла пора устраивать свою личную и семейную жизнь.

На следующее утро Мишель позвонил мне и попросил встретиться снова. Мы вечером погуляли по Садовому кольцу, а затем зашли в кафе на Тверской. Вернувшись к нашему разговору накануне, я объяснила, что согласна регулярно встречаться, но в итоге не вижу для себя возможности переезда во Францию. Я не смогу расстаться с родителями. Не смогу жить в чужой стране. У меня свой круг общения в России, свои привычки. И я не говорю по-французски – как последний довод. Но вот если…

– Миша, ты говоришь, что обожаешь Россию? Вот если бы ты смог пожить в Москве, хотя бы на время, тогда все было бы проще! Поработать здесь, скажем, журналистом в издательстве или в газете? Твое образование позволит это, и по-русски ты говоришь прекрасно!

Мишель мгновенно радостно отреагировал:

– Конечно, Ниночка, я сделаю это с огромным удовольствием! Очень люблю Москву и без проблем поработаю здесь несколько лет. А дальше будет видно.

Я не ожидала, что он так легко согласится. Меня это приятно удивило и успокоило. Это было решение, разумный компромис.

Мы решили, что теперь Мишель будет приезжать как можно чаще. Будем дальше узнавать друг друга. А он попутно будет присматривать себе работу.