Для нас, молодежи, «Красная столица» имела особую притягательную силу, однако мои личные ощущения были несколько противоречивыми – я был совершенно несогласен с так называемой «независимостью» Внешней Монголии [6]. Увиденное из окна поезда не оставило у меня какого-то благоприятного впечатления, поэтому теперь, оказавшись в столице СССР, я могу задержаться здесь на денек и получить более глубокие впечатления. Ну, что ж, посмотрим.

Как только поезд остановился, железнодорожные власти объявили, что стоянка продлится целый день, поскольку нужно отремонтировать состав. Вслед за этим появилась девушка-гид – молодая, красивая, высокая, белолицая, одетая очень дорого и модно, с накрашенными губами и яркими ногтями, вся сверкающая, как бриллиант. Я был просто поражен. В то время еще не было слова «левацкий», но мое мировоззрение было именно левацким. «Пролетарскую» девушку я представлял себе совершенно по-другому. Чем эта «пролетарка», стоящая передо мной, отличается от буржуазной барышни-аристократки? Может быть, она в душе, конечно, «красная», но снаружи это совсем незаметно. Сокрушаясь, я наблюдал за этой расфуфыренной с головы до ног, принимающей эффектные позы русской девушкой, и то, что я видел, заставляло меня сомневаться все больше.

Нас, группу иностранных туристов, посадили в большой лимузин и повезли смотреть Москву. Девушка-гид давала пояснения на английском. Когда машина приезжала в какое-нибудь место, где стояли сплошь старые полуразвалившиеся дома, девушка-гид говорила: в соответствии с таким-то пятилетним планом эти старые дома будут снесены, а на их месте построены новые. Это хорошо, кто же скажет, что это плохо? Машина приезжала в другое место, гид снова беспристрастно сообщала: по такому-то пятилетнему плану здесь все снесут и застроят новыми домами. Это тоже хорошо, кто стал бы возражать? Однако потом мы ехали в третье место, в четвертое – и везде гид говорила то же самое, только тон у нее становился все холоднее и безучастнее, а лицо словно леденело и совсем ничего не выражало. Мы так и не увидели ни одного нового здания, лишь только выучили про советские пятилетки. Я недоумевал – разве не лучше было бы показать нам хотя бы одно новое строение? Неужели это и есть социализм?

Напоследок девушка-гид привезла нас в совершенно роскошное здание. Говорят, что до Октябрьской революции здесь была резиденция какого-то царского министра, а теперь располагается государственное турбюро. Мраморные полы, стены, колонны, все блестит и сверкает, с потолка свисает громадная хрустальная люстра длиной по меньшей мере метров десять. Мне показалось, что я попал в сказку. Здесь работали в основном молодые красивые девушки, с алыми губками и белыми зубками, изящными пальчиками и ноготками, сверкающими красным лаком; все сияли подобно жемчугу и держали себя неприступно. Я только что приехал сюда из необъятной холодной Сибири, из темных дремучих лесов, которые еще не выветрились из моей головы, – и сразу попал в такое место… Это даже не волшебный сказочный мир, а просто чудесный сон или наваждение!

Некоторые туристы остались здесь обедать за свои доллары, что совершенно неудивительно. Мы же, простые китайские студенты, воспользовались приглашением одного нашего сокурсника, тоже окончившего университет Цинхуа, а теперь работающего в посольстве Китая в Москве, и пошли обедать в предложенный им шикарный ресторан. Там я впервые в жизни попробовал знаменитую русскую икру. Все остальные блюда тоже были выше всяких похвал. Мы, молодежь, восемь дней в поезде грызли «леба» – неудивительно, что, увидев такую вкусную еду, мы набросились на нее как голодные черти, ели и ели без остановки. Сколько мы в итоге съели, никто не знает. Во всяком случае, это был самый прекрасный, самый незабываемый обед в моей жизни, достойный того, чтобы запись о нем появилась на скрижалях истории. После обеда принесли счет. Всего вышло на триста рублей, почти двести американских долларов. Мы не знали, как и благодарить нашего сокурсника, уважаемого господина Се Цзыдуня! К сожалению, судьба распорядилась так, что мне больше не довелось с ним встретиться. Жив ли он еще? Прошло уже больше полувека, но это не мешает мне искренне желать ему счастья!