Спустя месяц с лишним, 25 декабря 1945 года, я побывал на первой мессе архиепископа Шарье. Вот отрывок из моего дневника, запись сделана в тот самый день:
Сегодня предстоятель Шарье первый раз проводил большую мессу. Мы пришли в собор Св. Николая, внутри уже было довольно много народу. Немного постояли, и началась церемония. Отец Шарье вышел в сопровождении группы священников, играла музыка, пели, били поклоны, много всего. Отец Шарье проследовал из алтаря в помещеньице, похожее на большую клетку, и оттуда говорил верующим. Окончив речь, снова взошел к алтарю. Только теперь по-настоящему началась большая месса, и опять кланялись, пели, били поклоны – по-всякому, и так до половины двенадцатого, когда все, наконец, закончилось.
Человек я совершенно нерелигиозный, и таковы были мои впечатления и воспоминания о католической службе в Швейцарии. Ранее и после этого случая мне не приходилось сталкиваться с католицизмом. Один священник, живший в том же пансионе Св. Августина, несколько раз говорил со мной о вере и боге; похоже, ему хотелось «посвятить» меня, обратить в религию. К сожалению, ни одна клеточка во мне не верила, или, скажем иначе, я был обычным светским человеком, не имевшим никакой потребности в религии; так что я не оправдал его надежд. После Освобождения [17] я встречал его в Пекине; к тому времени он снял сутану, надел мирскую одежду, завел семью и открыл свое дело. Мы больше не вели долгих разговоров, я не расспрашивал о том, что с ним произошло, это было бы неудобно. Однако размышления об удивительных поворотах человеческой жизни не покидают меня.
Во Фрайбурге было много того, о чем стоит вспомнить; пожалуй, самым выдающимся стало знакомство с немецкими и австрийскими учеными. Все они, конечно, говорили по-немецки. Прежде всего следует упомянуть профессора Фрица Керна [18]. Раньше он был профессором истории в одном немецком университете – кажется, Боннском. Будучи прогрессивно настроенным, он выступал против нацизма, не смог оставаться на родине и был вынужден бежать в Швейцарию. Но и здесь он не сумел найти место профессора в университете, а Швейцария, знаете ли, – такое место, где рис стоит как жемчуг, а дрова – как корица. От безысходности его жене пришлось устроиться нянькой в семью деревенского пастора, жили они неподалеку от Фрайбурга. Характер у пастора был тяжелый, сельские жители дали ему прозвище «Буря», весьма точно отражавшее особенности натуры этого человека: если он взрывался, то это и было подобно буре со шквалистым ветром и проливным дождем. Каково быть нянькой в семье у такого хозяина, можно только догадываться, но в целом понятно. Однако надо было кормить семью – и ни дня не работавшая в Германии жена профессора была вынуждена склонять голову в чужом доме, терпеть и молча глотать обиды.
Самому профессору Керну было уже за пятьдесят, но этот энергичный человек с прямым и открытым характером казался мне воплощением настоящего германского духа. Мы познакомились совершенно случайно, но чувствовали себя так, будто знаем друг друга давно. Одно время мы виделись почти каждый день, вместе переводили «Лунь юй»[19] и «Чжун юн»[20]. Керн мечтал написать многотомную «Историю мира» и в этом масштабном труде подвергнуть Китай и страны Запада доскональному исследованию с позиций сравнительно-исторического подхода и сравнительной культурологии. Изучение китайских классиков тоже было частью этого грандиозного плана. Стиль ученого часто заставлял меня вспоминать об «универсальных гениях» в истории Германии – великих мэтрах, достигших успеха во многих областях знания. Иногда я подшучивал над ним, говоря, что он слишком много мечтает, – профессор смеялся и соглашался со мной. Иногда он уличал меня в излишней критичности; я, конечно же, не обижался.