Поэтому неудивительно, что раздались дополнительные команды врыться в землю у тех, кто был экипирован, согласно Уставу, и не забыл о нем в секунду паники. Да и то сказать – многие уже начали это делать и без команды.

Пес длинными очередями лая выгавкивал из-за бруствера врага, командиры суетились между подчиненными, расставляя дозорных и проверяя в наличии имеющееся оружие.

Едва первый дозорный с биноклем в руках подкрался к Бижку, тот замолк. Но единственный глаз еще больше сощурил, безошибочно указывая направление солдату, в котором тому требовалось смотреть. И тот высмотрел:

– Полтора десятка грузовиков пехоты! Несколько «хаммов1»! На двести восемьдесят три! Приближаются быстро! «Коробок» не видать! До контакта – две минуты!

Грузовики – это хорошо! Грузовики – это слава богу! Идут по грунту относительно быстро, но тяжело, курсового вооружения не имеют и броня у них – тьфу! А главное, все пиндосы сидят по кузовам, компактно и беспомощно и скорой встречи с нами, живыми, ну никак не ожидают! А то, что нет «коробок», то есть, более толстокожих механизмов, так это и вовсе замечательно! Хотя и объяснимо.

Замысел американцев был ясен и вполне логичен: захватить плацдарм практически без сопротивления. Потому и была сделана такая высокая ставка. Использовать реактивную артиллерию было целесообразно именно в таких операциях, когда требовалось размолотить какую-нибудь крепость и затем молниеносно ее захватить. Как правило, после выстрела вся реактивная техника уничтожалась ответным ударом – редко, когда был иной исход. Поэтому ракетчиков всегда берегли что «наши», что «не наши», ибо это – козырь беспредельного могущества, но, к сожалению, одноразовый…

А молниеносность достигалась именно такими легкобронированными соединениями. Причем, тот факт, что ехали не колонной по дороге, за которой постоянно следили, а перли напрямую через степь, говорил о том, что Бринберг был настроен весьма и весьма серьезно в стремлении не просто выбить нас с позиций, а вообще уничтожить всех до одного.

Не вышло.

Две минуты до контакта – это очень много, каждый солдат это знает. За те сто двадцать секунд и помыться можно успеть и в чистое переодеться. Однако помирать мы сегодня совершенно не собирались. Как же: выпрыгнуть из самого ада (правда, во главе с его главным «чертом») и тупо загинуть под колесами какого-то «мак-трака»??? Ну уж не-еет!

Первыми же двумя залпами из восьми «труб»2 были выбиты пять грузовиков. Еще две машины были полностью уничтожены. И всего один промах. Однако тоже не бесполезный. Снаряд улетел за последнюю линию машин и взорвался прямо в лицо сидевшим против хода движения бойцам. И те запаниковали. То есть, не то, чтобы запаниковали, просто они решили, что, так как наземных русских впереди быть не может, значит их атакуют с воздуха! Поэтому снующие солдаты даже не смотрели в сторону нашей линии обороны, а больше зыркали в тучи.

И поэтому, уже получается, во вторые секунды боя они понесли еще более ужасные потери от нашего стрелкового оружия, чем от гранатометов – наши стреляли ожидаемо метко, мстя американцам за вселённый недавно в сердца и души первобытный ужас, с которым некоторые из нас до сих пор не сладили. И уже противной стороне пришлось принимать бой в чистом поле. По крайней мере, через три минуты на том поле уже никто не шевелился, и из-за грузовиков, которые превратились в сомнительные баррикады, американцы больше не высовывались.

Но огрызались. Потому что понимали, что не огрызаться нельзя, несмотря на то, что наши баррикады были куда лучше их жестяных машинок. Но амеры не только огрызались, они ещё и грязно ругались, оскорбляя нас в частности и всю страну вообще. И это они делали явно не от ужаса, который, по идее, должен был бы их не отпускать так рано. Они делали это явно осознанно, на что-то надеясь и уповая. И, спустя дюжину минут, причину их надменной воинственности пояснил нам наш наблюдатель.