Однако наряду с глобально-масштабной по численности цивилизованной части человечества, существуют незначительные горстки примитивных племен, где до пор каннибализму присущ общественный характер, как средство наказания или, наоборот, большой почести.

Напрашивается вопрос: отличается ли психически примитивно-племенной людоед от нашего – людоеда цивилизованного мира? Как ни странно, да и еще раз да. Так почему же для одного и того же биологического вида – человек разумный – существует эта разница? Ответ мы найдем и в источниках классического психоанализа, и в нашей отечественной, так сказать, малой психиатрии. Смысл заключается в том, что для цивилизованного человека акт каннибализма является либо признаком глубокой поломки психики, как, скажем, при той же самой шизофрении, либо в ряде ситуаций для психически здорового человека – существенной психотравмой, оказывающей влияние на всю дальнейшую жизнь. Ибо психотравма есть там и только там, где рушатся эмоционально значимые принципы. Запрет на поедание себе подобных дает нам положительная сторона культуры, связанная с познанием Природы и непротивлением ей. Если бы природа человека была глуха, он бы истребил себя, поедая собратьев, так как эта пища доступнее любой другой.

Просистематизировав обширный материал о каннибализме среди людей, собранный нами (мной и господином …), был сделан ряд интересных заключений, в том числе:

каннибалами не рождаются, а становятся;

в ряде случаев каннибализм ситуационно оправдан (голод);

склонность к каннибализму внушаема;

преодолевая табу каннибализма, в силу ряда причин, людоед вынужден скрывать свое преступление от окружающих, вытесняя его в подсознание, что прорывается в виде непроизвольного слюноотделения при виде и даже при упоминании о сыром мясе, в кошмарных сновидениях и т.п. Все это создает рудиментарное напряжение жевательных мышц и усиление кровотока в стоматологически значимых участках ротовой полости. Это зачастую приводит к гипертрофии^>1 зубов и нижней челюсти – людоедов может опознать любой средний физиогномист, если перечисленные признаки имеются;

скрывая свое деяние, человек-каннибал часто склоняется к некоторым крайностям: становится вегетарианцем, устраняет из своего лексикона слова «мясо», «кровь», «зубы» или, если употребляет их, проговаривает их как можно мягче, с ласкательными суффиксами, или вкрадчиво, или, пытаясь подчеркнуть отсутствие сверхценного отношения к ним – скороговоркой;

в анамнезе^>2 каннибала обязательно находится случай, который, возбуждая звериные инстинкты, был не отреагирован, а также приобретенные в связи с этим черты садомазохизма;

и, наконец, каннибал-человек всегда преступник, ибо он преступает черту не только закона, а закона Природы. Совершая это преступление, он осознает себя выше тех, кто не смог на это решиться или не думал об этом вообще. И, осознавая свое преимущество, он получал заряд маниакальной уверенности в своей исключительности, что в силу ряда обстоятельств дает способности к неадекватной магии (наведение «порчи», «сглаза» и пр.). Такой каннибал становится половым импотентом, ибо сексуальное удовлетворение он получает только от «колдовских» дел. Он теряет любовь к супругу, детям и внукам, стремится разрушить чувствилище и семейное счастье родных. Эти родные, как правило, не становятся каннибалами, как и магами тоже, но у них проявляется своеобразный аутизм^>3, и имеет место инцест^>4.

(Л.М.)»

Конец статьи заставил меня впасть в отчаянье, особенно пометка «Л.М.» – лекционный материал – типичная для моего друга. И, как я понял сейчас, друга по несчастью. Насколько я помнил, он всегда был немного витиеват, но нагромоздить такого! И еще выступить с этим словесным винегретом на лекции! Теперь я догадываюсь, почему его разжаловали в кабинет психологической разгрузки. Интересно, те же он себе выписывал лекарства, которыми кормил меня в экспериментальный период моей жизни?