Вечной памяти тебе, мой близкий друг!

Традиционно считается, что ромашка это символ и национальный цветок России. Еще бы ведь нежность, красота бело-язычковых лепестков с янтарным пупом этого цветка не может не тронуть, а хрупкость и, одновременно, сила так схожи с нашей землей, на протяжении веков терзаемой внутренними и внешними врагами, но никогда не сдающейся или только, как и ромашка, прорастающая вопреки всему в полях, лесах и даже на выжженных землях. Однако когда я пересекла границу Вологодской области, поняла, толкуя о ромашке, как о нашем национальном цветке, мы сами себя обманываем…

Ибо не белокрылая ромашка, а пурпурно-розовый Иван-чай истинный символ моей Родины.

Это понимаешь, видишь и ощущаешь стоит только направить взгляд на протянувшиеся сиренево-розовые просторы Вологодчины, где-то на удалении мягко входящие в лазуревые небеса, точно оттеняемые такими поразительными по яркости тонами, или также естественно огороженные темно-зелеными массивами леса… И это не привычные мне кубанские древостои, перемежавшие в себе могучие с густо-раскидистой кроной дубы, статные тополя, точно увенчанные турецкими тюрбанами и не менее толстоствольные буки подобные адыгскому герою Сосруко. Это те самые неповторимые по красоте и собственной мощи, ровно седые от времени Вологодские чащи, где царственность елей и сосен соседничает с роскошеством белоствольных берез.

Впрочем, первое, что мне бросилось в глаза, повдоль Федеральной трассы «Холмогоры», это неоглядная даль полей когда-то распаханных, возделываемых веками людскими руками, а нынче возвращенных в собственность истинных их повелителей, травянистых растений и того же малинового Иван-чая, Елушника, Дремухи, Кипрея, Копорского чая, Дикой конопли, Краснушки, Дикого льна, Маточника, Мельничника, Пуховника, Скрипуна, Хрепяльника, Дикой Фиалки, Хлебницы, Шелковицы, Винохода, столь многогранного в названиях, красках и свойствах, чисто русского растения. Меж тем уже в самих травно-красных просторах земли одиночными бирюзово-белыми вкраплениями стали подниматься ельники, сосняки, березники. Вроде вышедшие в первые ряды, подступили почти к краю асфальтного полотна березы, березины, белотелые, и даже навьи деревья (как величал их русский народ), кои прикрыли своими повислыми ветвями не только хвойных собратьев, но и разом сомкнули от человеческих глаз то самое мятно-малахитовое приволье. Прямоствольные раскрашенные черными черточками навьи деревья едва качнули своими утонченными ветвями и встряхнули на них кудельками зеленешеньких листьев, которые со стороны казались и вовсе живыми. Так что чудилось еще миг и березоньки сойдут с места, и, пританцовывая, покачивая бедрами, всплеснув ветвями, примутся плясать, кружа на месте, хохоча, а то и вовсе создавая хоровод, прямо здесь на Вологодчине живописуя красно солнышко с загнутыми или прямыми лучиками.

И таким своим плавным ходом белотелые красавицы также разом станут схожи с помощницами деда Лесовика, добрым духом, оберегающим лесные наделы, которых почитали наши пращуры и которые именовались так по-разному: русалы, лесницы, лесшицы, берегини, в чьих обязанностях всегда оставалось хранить деревья, опушки и растения необъятных лесных нив Руси. Худенькие, фигуристые лесницы, что заботились о березине и имели собственное название Русявы, чью кожу-кору иссякали темные пестринки, вздрагивая каждой отдельной ветвью-волоском затканных матово-зелеными листочками и желтовато-салатными рыхлыми сережками опять же на мгновение, ожив, сомкнут свою наготу или только укажут на собственную чистоту и хрупкость, столь ранимую неуемным человеческим желанием взять все и сразу. Русява, русая, светлая или только белая, та берегиня, аль береза была подобна такой же русой, золотистой или все-таки светловолосой нашей земле и той безупречной красотой, как и неизменным своим соседством с русскими людьми бесспорно являлась символом Руси… стоило только взглянуть на то самое Вологодское раздолье…