Таким своим описанием с определенностью подтверждая все еще ежегодную миграцию птиц к арктическим местам гнездования весной… К теплой прародине или только зовущей их матери-земле.

Той самой, что живет не только в памяти птиц, но и в каждом русском сердце.

Потому и видится нам в невесомом взмахе белоснежного крыла лебедя, изящно изогнутого, под долгими желто-оранжевыми солнечными лучами едва трепещущим мягким, пушистым опахалом, сопровождаемым нежной и певучей игрой гуслей, изображающей не только говорливость родников, дыхание ветра, но и раздольное журчание ночного сверчка.

И тотчас поддержанная строчками стихотворения Константина Бальмонта:

За горами Рифейскими, где-то на север от Понта,
В странах мирных и ясных, где нет ни ветров, ни страстей,
От нескромных укрытые светлою мглой горизонта,
Существуют и́здревле селенья блаженных людей.

Сказочная страна, в легендах она перехлестывается с землей, где царит всеобщее богатство и счастье, где текут молочные реки, огибая кисельные берега. Являясь духовным центром человечества, хранящего изначальную мудрость, становится тот край, страной справедливости и чистоты, где живут смелые, мужественные, совестливые люди,

В легендах те земли порой называют солнечными городами, подсолнечными царствами, государствами, странами вечного света, дня и лета, толкуют, что лежат они далеко-далеко за тридевять земель, возле величайшей горы, через вершину которой проходит ось мира, указывающая на положение Седава звезды. Основанием своим та гора опирается на «пуп земли» и скрывает вход в нижний мир. Полагали в сказаниях, что вокруг той горы вращаются солнце, луна, звезды, планеты. И если древние индийцы называли данную гору Мера, Мировая гора, а древние иранцы Хара Березайти, то в наших преданиях чаще упоминается она огромным великаном «выше леса стоячего» богом Святогором (святая гора), который жил в высоких горах, поддерживая небесный свод. Стоял тот бог на страже мира Яви, как раз на границе Света и Тьмы. На вершине той чудной горы обитали и другие боги Света, а в самом Подсолнечном царстве, расположенном у ее подножия и, где нет войн и болезней, жили не только людские племена, но и могучие великаны, огромное чудо-юдо (диво морское), диковинные звери и птицы, которые могли говорить человеческим языком.

«Мы кто в этой старой Европе?
Случайные гости? орда,
Пришедшая с Камы и с Оби,
Что яростью дышит всегда,
Все губит в бессмысленной злобе?
Иль мы – тот великий народ,
Чье имя не будет забыто,
Чья речь и поныне поет

Созвучно с напевом санскрита?», – когда-то сказал Валерий Брюсов, с очевидностью указывая, что те самые диковинные звери и птицы, да и сами люди Белой Лебедии говорили на русском языке.

Таком неповторимо красивом языке, певучим, берущим за душу каждым словом, слогом, и его понятием, а потому и искренним, неподдельным…

Русским языком, который мы также легко упрощаем, забываем, как и приходим от него в восторг. И опять же моментально увлекаясь чужим языком… нещадно, губительно меняем стройные традиции своего уникального русского языка. А после, увлеченные пусть не безобразным, но однозначно иноземным правилом искажаем словесное выражение мысли, исторически сложившееся на нашей территории или пренебрежительно относим те или иные слова к малообразованным носителям языка, полагая их отклонившимися от существующих литературных норм.

Так ровно имеем на это право, определенно забывая, что не нами русский язык создавался, а всего только достался нам в наследство, как еще один изумительный по красоте кусочек летописи, которую мы обязаны трепетно и в неизменности сберегать. Очевидно, мы забываем, что и сам наш род… народ творили пращуры, именно они заронили семя нашего великого языка, по крупинке собрали, и не просто впервые на нем заговорили, а еще с течением времен наполнили его множеством понятий, красок, сравнений, кажется, ввивая туда, жалостливо-плаксивое пение жалейки, глуховато-бубнящее биение бубна, или звонкое дрожание струн гуслей, определенно, сопровождающее понимание старины и самой сути Родины…