Он развернулся, пошел к дверям, поскользнулся на мандариновой корке, сказал: «Э, черт!» – и скандально хлопнул дверью.

Фейерверк не состоялся. Танцы дотянули до одиннадцати часов и закрыли школу.

Мне позвонила Валентина Марковна и подробно сообщила о происшедшем.

По ее словам получалось, что Вековой «безобразно споил Наталью Аркадьевну» и «соблазнял ее», чему не дали совершиться подозревавшие «этого развратника» и следившие

за ним весь вечер «безжалостно оскорбленные женщины».

Я перебил тираду Валентины Марковны и поинтересовался, где находится Сергей Юрьевич, и тут же услышал, что он «позорно бежал», что «великодушная Буряк» увела Наталью Аркадьевну к себе домой – без свидетелей, дождавшись, когда все покинут школу.

Мне оставалось любезно попросить Валентину Марковну не разглашать случившееся, пока я не поговорю с Сергеем Юрьевичем; попросил об этом, заранее уверенный, что уже сегодня поселок узнает обо всем.

Хотя я и сомневался в том, что Савина правдиво изобразила ЧП, всё-таки не мог ни поверить некоторым странным подробностям и в первые минуты был поражен, не скрою – даже испуган, настолько, что подумал: «Не сошел ли с ума Сергей Юрьевич?»

Тогда у меня не выходила из головы психбольница, и потом – эта непонятная вспышка после рассказа о читальном зале, а отказ от сказанного? Еще теплилась маленькая надежда, я ждал, что Сергей явится, как обещал к двенадцати часам, и сам все объяснит.

От разных мыслей заболела голова, появился озноб, я мотался по комнате, стучал зубами, кутался в одеяло и успокаивал себя благоприятными предположениями.

Холодея от мысли, что мне до утра придется мучиться в неведении, я, грешный, налил полный стакан коньяка и махом выпил его, не закусывая.

Потом тоскливо посидел, бездумно и сиротливо глядя в телевизор, и вдруг подумал, что, может быть, в окне у Векового горит свет, может быть, он дома? Моментально оделся и выскочил на крыльцо.

Мороз, опьяненный новогодним ветром, яростно впивался в лицо и руки. Я распахнул калитку и бежал по улице до тех пор, пока сарай, загораживающий окно Векового, не отполз в сторону – окно не светилось! Как раз над крышей его дома круглым глазом насмешливо желтела луна. Побито завывала собака, резанула и оборвалась гармошка, кто-то с пьяным восторгом орал «ура!», в небе хлопнула и заколыхалась зеленая ракета. От быстрого бега по морозу сердце зашлось, я задыхался.

«Каким же сумасшедшим будет этот год, если последний день старого принес столько безумных неожиданностей!»

Отдышавшись, я поплелся домой, вслушиваясь, как от коньяка начинает шуметь где-то внутри головы, как в виски ударяют мягкие, горячие молоточки. Стоит ли писать, что я не спал всю ночь?

Утром, с воспаленными глазами, болями в голове и тревогой на сердце, я отправился к Вековому.

Ночной ветер улегся, улицы безлюдны. К обеду поселок оживет, откашляется, опохмелится и вновь кинется в круговорот нелепой шумной жизни.

На дверях его квартиры замок. Следов на крыльце никаких.

Я знал, что он не закрывает замок на ключ, но не стал входить в дом, спустился с крыльца и пошел, омраченный гибельными мыслями. Где его искать? Замерз? Пьян? Ушел? Само?..

Безответственные мысли беспорядочно носились в больной голове, я зачем-то снял шапку, снова одел и снова снял, посмотрел по сторонам и понял, что нахожусь у дверей школы. Двери закрыты. В ожидании потоптался под окнами, провел рукавом по лицу – вытер крупные капли пота. Начинался жар.