Сейчас брата уже четыре года как не стало. Он много пил в последние годы и подорвал здоровье. Мама до сих пор сокрушается, что "отдала его в художники", среда, говорит, там "неблагоприятная".

А я запомнила его таким, как на фото, свободным и вольным художником.

Галинушка – это наша классная, она действительно классная – Галина Ивановна.

Она, наверное, и не догадывается, как часто я её вспоминаю. Не зря мама ревновала меня к ней. Галина Ивановна – очень значимый человек, который сильно повлиял на мою жизнь.

Мне запомнился один наш разговор. Это было в пятом классе, мы уже познакомились на общем классном собрании, но наедине ещё не общались. По правилам советского времени все школьники должны были дежурить по классу, считалось, что труд облагораживает. Был специальный график. Наконец-то подошла моя очередь. Я этого очень ждала и волновалась: мне предстояло убирать кабинет биологии, кабинет нашей Галинушки.

Моя напарница куда-то испарилась, и я осталась дежурить одна. Галина Ивановна сидела за огромным белым столом, который располагался на небольшом подиуме. За её спиной во всю стену висела трёхстворчатая зелёная доска. Вдоль стен были развешены большие стеклянные боксы с чучелами птиц и животных, как в зоологическом музее.

Школа у нас была «богатая», не для всех. Как я туда попала, до сих пор не понимаю, наверное, по месту жительства. Городская школа №28 города Душанбе, с немецким уклоном.

Я по стеночке пробралась в конец кабинета и начала переворачивать стулья.

– Оля, скажи, а Коля из 6-го «А» твой брат? – аккуратно спросила классная.

– Да, мой, – робко ответила я, больше ничего не добавляя.

Как я потом узнала, Колю она почему-то недолюбливала, у него была единственная четвёрка по биологии.

Стулья были подняты, и я принялась за полы. Сначала подмела большой и неудобной шваброй-щёткой, которая, казалось, была выше меня. Я старалась не пропустить ни соринки, чтобы Галина Ивановна ничего плохого про меня не подумала. Вообще-то я не очень любила убираться, с братом мы всегда об этом спорили. Он называл меня «халтурщицей», говорил, что я плохо убираюсь.

Мы с Колей тоже дежурили по дому: по очереди мыли посуду и убирались в комнатах. Для него главное было чистота, для меня – порядок. Мне нравилось, когда всё было по местам, а лазить под кроватями и выгребать оттуда пыль не нравилось. Зная за собой такой грех, я очень старалась, чтобы не выдать свою «халтурщицу».

Следующий этап – мытьё полов. Я взяла ведро и серую тряпку из мешковины. Намотав её на деревянную швабру, начала потихоньку мыть полы, забираясь в каждый угол.

– Оля, тебе, наверное, не стоит быть уборщицей, – мягко сказала Галина Ивановна.

Я остолбенела и резко выпрямилась, слегка повернув голову в сторону классной.

– Почему? – спросила я, почувствовав, как пожар разгорается на моём лице.

– Да потому, что ты будешь очень хорошей уборщицей, а так нельзя, ты быстро выгоришь и не сможешь работать.

Я выдохнула, вроде меня хвалят, можно немного расслабиться.

Галина Ивановна в меня очень верила. Почему-то вместо законной четвёрки, на которую я стабильно отвечала по биологии, она ставила мне пятёрку. Мне было очень стыдно и приятно одновременно. Никто до неё не ставил мне пятёрки. В началке я плохо училась, читала медленно, писала коряво, тогда говорили «как курица лапой». Мой почерк и правда трудно было разобрать, но единица по русскому меня сильно расстраивала, можно было бы обойтись и двойкой, а так получается унижение какое-то.

Я молча переживала свою учебную некомпетентность и никому не жаловалась. Маме было некогда, она много работала. С братом делиться не хотелось, он находился на другой стороне баррикад. Папе было бесполезно жаловаться, он мне вряд ли бы чем-то помог – сам на тройки с горем пополам школу окончил.