Средь суеты, как средь весны,
Открыв дорогу светлым грёзам.

ДОБРЫЙ ДУШАНБИНЕЦ

Что мне Нью-Йорк? Зачем Париж?
Там жить свободно, говоришь?
Увы, мой друг, не стану охать —
И в Душанбе мне жить не плохо.
Ничуть душой я не кривлю
И не держу в кармане кукиш —
Свой город искренно люблю:
Любовь за деньги ты не купишь.
Богат лишь сердцем, не мошной;
Ни первый родом, ни последний,
И потому кажусь смешной —
Царей и дворников наследник.
Тружусь средь сирот и детей,
Любимых богом в мире оном,
И без корысти в груде дней
Я детворе служу с поклоном
Но всё ж люблю я Душанбе
Назло молве и прочим бедам —
Как на духу, скажу тебе:
Пока живу, я буду предан.
И предан я своей стране
Без громких слов и показухи:
Стою, как колос на стерне,
Тая в себе земные звуки.
Но не один, среди друзей
В своей стране и на чужбине:
Я – гражданин планеты всей,
А сердцем – добрый душанбинец19!

АЛГОРИТМЫ ДАВНОСТИ

Давно не видел Вас20, душа болит – ей душно
В груди, как птице – в золотом плену,
И гильотины час секундой равнодушья
Отсечь стремится голову мою.
Давно не видел я той плавности движений,
Так ивы моют ветви у воды, —
Страшась раскатов битвы, громов поражений,
Спалил в душе сердечные мосты.
Давно не видел рук слоновой нежной кости —
Легла на сердце горестная тень,
Теперь молчит душа, как на погосте;
В осеннем соре чахнет павший день.
Давно не видел глаз – озёр воды небесной,
Что свято внемлют музыке лучей,
И коротаю дни в печали бессловесной —
Забыл я сладость ласковых речей.
Огонь кораллов – губ давно не видел, алых,
Ночами сладко грезится их твердь…
Я случай упустил на перекрёстке славы —
Мне Вас хотелось нежностью одеть!

ИСПОВЕДЬ ДУШАНБИНЦА

Без долгих слов я – душанбинец21,
От самых пят до головы:
Люблю толпу и блеск гостиниц,
Шипы и яд людской молвы…
Базар восточный… Ну, пройдоха, —
Размах не знает площадей!
Туда пришёл, и стало плохо
От цен и хитрости людей.
Ещё обшарпанный автобус,
Битком нагруженный, люблю —
Его верчу, как школьный глобус,
И слово каждое ловлю.
Услышишь взрывы сочетаний
И первобытный шелест слов,
Туман несбыточных мечтаний
И неразборчивость стихов.
Люблю я улицы и парки…
В тени сидящих стариков,
Что терпеливо ждут подарки
От проходящих школяров.
Ведь жизнь прошла для них недаром —
Отдали ей и дух, и труд;
Сгорела молодость пожаром…
Теперь им милость подают…
Мне Душанбе в отцы годится —
Десятков восемь старику:
Какие здесь бывали лица
Как много видел на веку!
Но стариком назвать не вправе,
За то ручаюсь я строкой:
Пишу стихи лишь только в паре —
Клянусь талантом и рукой!

ПРОСТУПОК

Я ребёнка ударил22
Рукой по руке,
И ребёнок заплакал,
От боли и страха.
Я по сердцу ударил,
Себя – по судьбе,
И тоже заплакал,
От боли и краха…

«Надо жить всё время в Боге…»

Надо жить всё время в Боге
И любить труды Его, Творца.
Хоть уходим мы в итоге,
Но живём на сердце у Отца.
Человек рождён от Бога,
Только думает по Сатане —
В храм ведёт одна дорога,
Но лежит она во мгле.
Кто-то топчется на месте,
Иль сворачивает с полпути,
По словам лукавой лести,
И взывает: «Господи, прости!»
Обойдётся, и кричит: «Пусти!»

ПРЕКРАСНОЙ СОГДИАНКЕ

ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОГО АВТОБУСА

Поля раздолье и горная высь
В женском обличье достойно слились.
Волос волнистый – безлунная ночь,
Глаз-огневица – золото рощ.
Царственней взгляда нет в целом краю —
Служит покорно седой Гамаюн23.
Губы алеют разломом гранат —
Враг покорился, замер и брат.
Струи фонтана – гибкие руки
Плавно выводят «алеф»24 и «буки»25.
Вечер страницами звёзд шелестит —
Женское сердце по-птичьи летит.
Катит автобус26 – шкатулка судеб,
Рядом – луна, как раёк и вертеп.

НОЧНОМУ ДВОРНИКУ

Ты метлою, как кистью художник,
Сметала опавшие листья.
Пробегал голоштанный дождик,