В 13 лет, спустя еще три года, девушки, согласно христианским канонам Восточной церкви, могут вступать в брак. Юноши чуть позже – с 15 лет.

Как мы видим, взросление подростка происходит в очень сжатые сроки, его духовная зрелость даже опережает биологическую, что говорит о высоком уровне доверия Церкви к духовной жизни ребенка.

Серьезной ошибкой современных родителей является их неверие в способность детей к духовному росту. Не стоит думать, что вначале человек растет биологически, затем психологически, потом социально и уже на закате жизни – духовно. Мы движемся не от удовлетворения материальных потребностей к духовным. Виктор Франкл, австрийский психиатр, психолог и невролог, бывший узник нацистского концентрационного лагеря, считал, что именно смысл жизни является тем основанием, на котором строятся все составляющие жизни человека. Мы же привыкли смотреть на подростка как на отрицателя, которого нужно немедленно вернуть на путь истинный. Мы не замечаем, что перед нами – человек, который опытно проверяет истинность тех ценностей, которые в детстве ему казались несомненными.

Есть известная присказка, что жизнь настоящего мужчины делится на три периода: когда он безоговорочно верит в Деда Мороза, когда он категорически не верит в Деда Мороза, и время, когда он сам становится Дедом Морозом. Можно сказать, что-то подобное происходит и с верой человека, с его детскими представлениями о Боге. Поначалу они носят сказочный характер. Но подростковое мышление тяготеет к естественнонаучному мировоззрению, поэтому этот период действительно чреват отпадениями от Церкви и активным протестным отношением к ней.

Протоиерей Василий Зеньковский[2] пишет, что подросткам присущ стихийный детский атеизм: детские представления о Боге и вере у них разрушаются, а новые еще не заложены. Иногда случается, что на этом движение останавливается.

Я преподавал в лицее и, в числе прочих, вел предмет, который теперь называется «Основы православной культуры». И вот один мальчик заявил мне: «Я в Бога не верю. И даже не думайте меня агитировать». Я спросил: «Почему не веришь?» – «Все детство я верил рассказам взрослых про мстительное, злое, деспотичное существо, которому почему-то надо подчиняться. Но теперь я вырос и понял, что все это глупости». Я протянул ему руку и сказал: «Ну, значит, мы с тобой единомышленники».

– Почему? – «Я тоже не верю в такого Бога. Я с тобой полностью согласен». – «А в какого Бога верите вы?» – «Вот об этом мы и будем говорить на занятиях».

Так я стал свидетелем подтверждения идеи Зеньковского. Подростковый стихийный атеизм действительно существует! И, если мы начинаем проявлять уважение к ребенку, к его личности, его мышлению, к самым глупым, дурацким его вопросам, у нас появляется надежда вернуть ребенку Бога. Главное – чтобы он озвучивал эти вопросы. Вот почему так важно не утратить с ним контакт. Надо радоваться, когда дети задают вопросы.

Одна девочка написала письмо архиепископу Кентерберийскому. Он ответил ей, а в конце письма приписал: «Я тебя очень прошу об одном: никогда не бросай этой своей прекрасной привычки задавать вопросы. Даже если другим это кажется неприличным или глупым. Сохрани в себе это замечательное свойство».

Если ребенок усваивает формальную религиозность, его вера превращается в исполнение обряда. Она становится для него скучной и ненужной, и ему уже не хочется ходить в храм. Подросток еще не способен понимать, что все эти правила и обряды, казалось бы, чисто формальные, являются подспорьем для его духовного возрастания.