И когда прошло 33 года и совершался ужас Голгофы и, по преданию, этот самый юноша, распятый по правую сторону от Христа, слышал поношения другого разбойника, – что-то раскрылось в его душе. Встало лучшее воспоминание его жизни, и он увидел вновь перед собою Египет, темную ночь и двух путников с Младенцем, небесную красоту, освещенную факелами. Он вспомнил тогда тихий голос: «Этот Младенец воздаст тебе добром»; узнал в распятом «Царе иудейском» когда-то виденного им Младенца, а в женщине, которая, как немая скорбь, стояла у Креста, – Его Мать. Тогда он воскликнул слова, обессмертившие и возвеличившие его навсегда: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!»
Путники шли в глубь Египта, и, как говорят древние сказания, таинственная страна умножала для них чудеса свои. У границы города Иермополя стояло великолепное старое дерево, почитаемое там за бога. При приближении Богоматери с Младенцем дерево заколебалось, бежал живший там бес, а дерево склонило свои ветви до земли, образуя кущу для приюта путников; и когда чудные путники пошли дальше, проведя там ночь, дерево получило целебную силу. Когда Богоматерь с Младенцем входила в храмы, идолы падали со своих мест, а в селении Натарея (вероятно, к северо-востоку от Каира) забил ключ живой воды, чтобы утолить жажду святых путников.
Мы спим…
Мир спал…
Над миром расстилалась темная холодная ночь. И разве редкий, совсем уже выкинутый из жизни человек не спал, приютившись где-нибудь, в теплых странах – под деревьями, а на холодном севере, заваленный снегом, коченел близкий к смерти в сугробах. Жизнь ушла в дома, притаилась и спала.
Спал роскошный Рим с его дворцами, великолепными садами и площадями, обставленными надиво изваянными статуями богов всего мира. Спала порабощенная Греция, эта сладкая, мечтательная улыбка благоухающого юга… Спали знаменитые, шумные, грешные города Средиземного побережья.
Тихо было везде: и в домах, и на дорогах, в гаванях, у берегов, в рощах, храмах, театрах и на площадях. Только в редких, редких местах теплились огни. Люди, которым мало дня для своих удовольствий, урывали время у ночи для попоек и наслаждений. А прочее всё спало. От лесной птицы, свернувшейся на ветке, от скота в поле до младенца в колыбели, до мудреца, задремавшего над длинными хартиями человеческой мысли.
Спал и Иерусалим со своим великолепным Храмом, со своими домами с плоскими кровлями, с шумной, беспокойной толпой, с грешным дворцом Понтийского игемона, с красивыми, разбросанными вокруг города холмами и садами.
Спал и Вифлеем, маленький город, родина царя-псалмопевца, неизвестный тогда, быть может, никому, кроме иудеев.
Мир спал спокойно, утомясь от своих мирских дел и забот, чтобы наутро приняться за ту же работу, забыв, забыв всем существом своим, что есть высшее призвание на земле, кроме богатства, удовольствия и почестей.
И в эту сонную ночь совершилось величайшее из чудес: Бог в образе человеческом родился на земле, в городке Вифлееме.
О приходе чудного Младенца в мир знали несколько пастухов вифлеемских, к которым спустились Ангелы, чтобы пропеть им песнь о родившемся Боге. Знали еще мудрецы, которых таинственная звезда, пророча о сошествии на землю Бога, влекла в Вифлеем.
А мир спал….
О великая тайна этой святочной ночи! Как громко огласилось потом всему миру всё то, что совершилось здесь так тихо и невидно! Как торжественно и убежденно исповедывали потом люди этого родившегося в ту ночь в Вифлееме Младенца!
Но изменилась много от этого жизнь?..
Мир спал. Мир был так мало готов к принятию благовестия о рождении Бога, сердца были так холодны к исканию истины, что через пространство, без всякого посвящения, никто не чувствовал пришествия в мир Христа. Знали об этом лишь три волхва да пастухи Вифлеема. Да и те знали не потому, что их очищенное от зла сердце было в них так чутко, что могло ощутить пришедшего на землю Бога, но потому, что одни «видели звезду на востоке», другие – приняли извещение от Ангелов.