– Мать моя! Это еще что такое?

Мужчина от моих слов аж подпрыгнул на месте и попытался заглянуть себе за спину.

– Что там? – нетерпеливо спросил он.

– Мне кажется, для тебя ничего хорошего, – пробормотала я, вставая и обходя его по кругу.

На спине мужчины, левой ноге и груди красовались три огромные чернильные кляксы. Они, словно гигантские морские звезды, присосались к нему и крепко впились в его кожу. Тонкие щупальца уходили вглубь тела едва различимыми черными нитями и пульсировали. Фу, гадость!

– Расскажи, что видишь, – взволнованно произнес невезучий бедолага.

– К тебе прилеплены какие-то паразиты, – скривившись от омерзения, ответила я.

– Попробуй прикоснуться к ним, – попросил он, с прищуром рассматривая свою грудь.

– Нет уж, спасибо. Эта дрянь может быть заразна.

– Это не болезнь и предназначена не для тебя, – сказал он с затаенной болью.

Сомнительный ответ, и верить ему я не собираюсь. Обвела взглядом комнату и увидела на низенькой тумбочке деревянную ложку с длинной ручкой.

– Ты потом ее сожги лучше, – дала я ценный совет и легонько прикоснулась черенком к дряни на его груди.

Та чуть съежилась, и по её поверхности прошла мелкая рябь. Фу-фу-фу! Она еще и шевелится. Меня чуть не стошнило, а мужчина громко застонал и сложился пополам от приступа боли.

– Может, расскажешь, где обзавелся такой красотой? – спросила я, все еще кривясь от отвращения.

– Не твое дело! – сквозь зубы процедил он и с трудом разогнулся.

От грубости у меня сразу включился механизм ответного хамства.

– И вправду, что мне за дело, по каким помойкам ты шарился и где подцепил эту дрянь.

Мужчина окинул меня возмущенно-изумленным взглядом. Извиняйте, я тоже бываю груба. На удивление, голубоглазый не стал пререкаться, а вместо этого попытался рассмотреть кляксу на груди. И чем дольше разглядывал, тем сильнее хмурился. Неужели не видит?

– Их три? – спросил он.

– Откуда знаешь? – удивилась я.

На груди он увидел, но две другие-то расположились сзади: на спине и бедре.

– Три сына, – задумчиво пробормотал он.

Лицо мужчины исказила гримаса сожаления, смешанного с болью.

– Чьи? – не поняла я.

– Ты должна их снять, – вместо ответа строго приказал он.

– Сбрендил? Как я тебе их удалю? Я же не хирург и даже не косметолог. А эта черная мразь вовсе не прыщ. Каждая из этих штук размером с половину моей головы.

– Тогда ты бесполезна. Я просто прибью тебя и отправлю обратно.

Я сцепила зубы. Как же хочется хорошенько его приложить. Хотя бы словесно. Но я стоически промолчала. Это псих наверняка сдержит свои угрозы. Видно же, что он уже на грани нервного срыва. Поэтому я решила снизить градус напряженности в нашей беседе.

– Какой ты горячий. Давай сначала подумаем, поизучаем проблему. Я уверена, мы найдем пути решения.

Мужчина молча одевался. Резкие движения выдавали сильное раздражение. Когда у него с первого раза не получилось затянуть пояс одной рукой, голубоглазый что-то тихо, но очень яростно пробормотал. Я с трудом подавила в себе порыв предложить ему помощь. Жалость – последнее, в чем он сейчас нуждается. И хотя в моих действиях ее и не было, но этот тип все равно бы ее там углядел. Мне бы точно не поздоровилось.

– Думай, как будешь снимать их. Я скоро вернусь. Из кармыка не выходи. Для твоего же блага, – бросил он на ходу и, слегка пошатываясь, вышел наружу.

С долей знатного облегчения я протяжно выдохнула. Нервный же денек выдался! Померла, угодила незнамо куда; чтобы остаться живой, кучу условий выполнить нужно и с этим грубым доходягой поладить. Как его лечить-то? Ладно, что-нибудь придумаю.

Мысли о собственной смерти я отбросила далеко. Горевать и жалеть себя начну, как только решу вопрос выживания в новом мире и хорошенько в нем устроюсь. Пока же нельзя пускать тоску внутрь. Разъест и погубит. Без того задачи не из легких, а если слезы лить… Пиши пропало. Вряд ли здесь я встречу сочувствие и получу помощь. Как всегда, все придется делать самой.