– Но ты ведь его боишься, боишься потерять работу.

– Уже нет. Да и вряд ли он найдёт кого-то ещё. Завтра будет генеральная репетиция, а в четверг премьера. За такое короткое время он не успеет отрепетировать с новой актрисой.

– А ты не боишься его криков?

– Он – холерик, но не злой, помечет искры, погремит, как гром среди бела дня и успокоится. А я скажу, что проголодалась и могла позволить себе пообедать в приличном кафе в обществе своей подруги. Кстати, ты не находишь, что новая роль преступницы, которую Костик предложил мне как раз для меня?

– Нахожу, – сказала просто Мила.

– Я действительно напоминаю тебе хитрую коварную преступницу, убивающую своих любовников?

– Я думаю, ты бы смогла сыграть такую роль. А ещё я думаю, что твоему Константину Петровичу виднее. Он – настоящий театрал, не любитель.

– Эт ты точно, он помешан на театре, на искусстве вообще.

– Я могу как-то кратко изложить суть своего визита к тебе?

– Потом, потом, подруга. Я-то думала, ты просто так ко мне решила заглянуть по старой дружбе. Ты же говоришь слишком официально, будто я на твоём допросе.

– Извини, если что-то не так. В последнее время я стала такой раздражительной, дела не клеятся, все меня только подгоняют.

– А ты скажи, что у тебя есть тоже личная жизнь. В конце концов, найди себе более высокооплачиваемую работу, где ты не будешь гробить свои нервы, и у тебя останется масса времени для себя.

– Вот и Степанов мне то же самое говорил в Администрации.

– Ты уже у него побывать там успела? – Ирка как-то зло посмотрела на Милу, или ей это только показалось.

– Ничего особенного, я – следователь, веду дело Борисова, встречаюсь с теми людьми, которые могли бы пролить какой-то свет на случившееся.

– И ты считаешь, что Степанов может пролить этот свет?

– Я разговаривала с ним, как с сослуживцем убитого, так делается всегда. Ничего в этом особенного нет, как ты, наверное, считаешь.

– Ну и как продвигается твое расследование? – Ирина наколола на вилку котлету, откусила небольшой кусочек.

– Тебя это интересует?

– Конечно. Я же – жительница этого города, в котором творится чёрт знает что, убийство за убийством, а ты – моя подруга и находишься у самого горнила, откуда я могу получить самые последние новости. Вполне разумно с моей стороны.

– Все новости можно узнать с таким же успехом по телевидению.

– Две трети информации утаивается, я – не такая глупая, как может показаться.

– Это делается в интересах следствия, – спокойно пояснила Мила.

– Знаю. Ты хочешь сказать, что в интересах следствия ничего не расскажешь мне?

– Именно. Не имею права.

Ирина поморщилась.

– Снова ты за свои права. Это ты на службе говори подозреваемым, а со мной общайся по-другому. Или мы с тобой больше не подруги?

– О правах я говорю подследственным, именно об их правах, а не о своих.

– Ладно, не надо. Я больше чем уверена, ты найдёшь злодеев, и дело закроется.

– Не всё так просто, как ты хочешь.

– Это почему же?

– В нашей стране больше половины серьёзных дел не раскрывается. Я говорю о серьёзных делах, связанных с крупными денежными махинациями, а не о простых убийствах на бытовой почве.

– Дело Борисова связано с денежными махинациями?

– Предположительно да, хотя точно ещё неизвестно. Могу сказать, сейчас ведётся аудиторская проверка оружейного завода.

– Что такое «аудиторская проверка»?

Мила улыбнулась, посмотрев на простодушный взгляд своей давней подруги, это немного успокоило её, она поняла, что лишние подозрения ни к чему.

– Ну это, когда проверяется наличие денег, пути их расходования, правильность уплаты налогов. Если грубо сказать, то проверяется честность управления предприятием. Тебе не кажется, что для актрисы ты очень заинтересована делом Борисова?