Иногда мне невольно казалось, что мой внешний облик тоже изменился, и дело здесь было вовсе не в окраске волос и неумолимо подступающем тридцатилетнем рубеже: во мне появилась какая-то непривычная, однако, по-своему притягательная жесткость, то, что в женских кругах принято называть стервозностью. Как и в Германии, у меня толком не было подруг: восстановить прежние связи со школьными товарками мне не удалось, а заводить новые знакомства я особо и не старалась. Откровенничать с кем-либо я твердо зареклась еще в Ор-Эркеншвике, острой потребности в шумных посиделках я не испытывала, а ежедневно терпеть завистливые взгляды и слышать за спиной отголоски самозабвенного шушуканья на тему моей личной жизни тем более не желала. Мне вполне хватало делового общения со своим крошечными коллективом и напряженных переговоров с заказчиками, а со светскими выходами просто на отлично справлялся Родион. Моя работа предусматривала запредельную коммуникабельность, но дома я иногда позволяла себе расслабиться и побыть наедине с собой. Я могла часами стоять у окна и отсутствующим взглядом созерцать урбанистические пейзажи столицы до тех пор, пока мама осторожно не прикасалась к моему плечу в бессознательном стремлении вырвать меня из чар оцепенения.

Для отца с мамой мое возвращение в родные пенаты стало болезненным ударом не только в психологическом аспекте. За первый год с момента приезда я вытянула из родителей огромную сумму денег, сама, при этом не вложив в семейный бюджет ни копейки. Мне нужно было оплачивать обучение в университете, консульские сборы, услуги адвоката и много чего еще, а у меня не было средств даже на еду. Одно время мама тактично намекала, что мне не стоит рубить сплеча и отказываться как от финансовых претензий к экс-супругу, так и от гражданства Евросоюза, но я изначально была настроена категорично, и наш развод обошелся Эберту исключительно моральным ущербом. В общем, я вынуждена была сидеть на шее у родителей, пока у меня не появились подработки, худо-бедно позволявшие мне хотя бы не просить денег у мамы на каждую мелочь. Я непрерывно ощущала вину перед родителями, третий год подряд вкалывающими без отпуска, и к летнему сезону мне удалось накопить достаточную сумму, чтобы купить им путевку в экзотический Таиланд. Я не сомневалась, что, в частности, мама, с грустью ностальгирует по европейским вояжам с обязательным посещением знаменитых швейцарских курортов, но, к сожалению, мой сегодняшний уровень дохода еще не вышел на столь недосягаемые высоты, и я надеялась, что некоторое разнообразие будет родителям только полезно, а в будущем я заработаю деньги на более солидный тур.

Если бы не целый месяц, прожитый мной в Хорнебурге, я навряд ли бы так легко смирилась c мучительными поездками на метро, с толпами в переходах, с давкой, толкучкой и взаимными оскорблениями на эскалаторах, но проведенный в лачуге Йенса период меня основательно закалил, и от былой изнеженности в итоге не осталось и следа. Одно время я всерьез подумывала взять кредит еще и на покупку машины, но потом все-таки переборола возникший соблазн: инвестировать нужно было в развитие бизнеса, а уже потом в комфортное существование начальства. В конце концов, на визитке у меня может быть вытиснено хоть директор, хоть президент, хоть папа римский, а по сути своей я – каноническая канцелярская крыса, проводящая львиную долю рабочего дня за написанием рекламных статей и бесконечными телефонными переговорами с представителями столичных и региональных СМИ. Притом, недавно мы заключили контракт на стратегическое обслуживание довольно крупной фирмы, что для нашего микробизнеса выглядело абсолютно фантастическим успехом, и на ближайший год агентство было по уши загружено работой, включающей не только размещение публикаций в профильных изданиях, но и проведение корпоративных презентаций для зарубежных партнеров. Фортуна повернулась к нам лицом совершенно случайно: формально у маленького агентства с не слишком объемным портфолио не имелось даже призрачных шансов заполучить в качестве заказчика такую акулу бизнеса как «Аэлита», и наше коммерческое предложение скорее всего отправилось бы в мусорную корзину, но я проявила настойчивость и правдами-неправдами пробилась на личную встречу с руководителем. «Аэлита» искала европейских инвесторов для реализации амбициозного строительного проекта, а я пять лет была женой непосредственно связанного с данной областью человека. Хотя Эберт и считал, что место женщины на кухне, я посетила вместе с ним немало бизнес-встреч и прекрасно представляла, как всё организовано в Германии, а природная наблюдательность заставила отложиться в памяти массу интересных деталей. В общем, я произвела на главу «Аэлиты» крайне благоприятное впечатление, а выгодная шкала расценок на услуги агентства заставили задуматься. Дабы заглотившая наживку рыба не сорвалась с крючка, мы всем командой две ночи просидели в офисе и предоставили на рассмотрение подробный план мероприятий и следующие несколько дней провели в томительном ожидании вердикта. Нам повезло, и через неделю я уже ставила подпись на договоре, в который наш новый партнер внес свои дополнения вроде ответственности агентства за такие непрофильные для пиарщиков вещи как встреча зарубежных партнеров в аэропорту и организация их расселения и досуга. Решив, что качать права нам пока рановато, я согласилась на коррективы, и вскоре на наш счет поступили первые деньги. Сроки, как всегда, были сжаты, возможности ограничены, а требования завышены, но я сразу дала коллективу понять, что «Аэлита» – наш счастливый билет в мир больших перспектив, и мы должны хоть в лепешку расшибиться, но провести эту презентацию по высшему разряду, а затем еще и заставить всю столицу обсуждать прошедшее мероприятие. Принимая во внимание, что большинство организационных моментов «Аэлита» отдала нам на аутсорсинг, сделать предстояло очень много чего, в эти выходные я практически не вылезала с работы к вящему неудовольствию своего бойфренда, вынужденного коротать уикенд в одиночестве.