–Прекрати немедленно! – Йенс буквально отшвырнул меня в сторону, я ударилась об угол стола и на глазах у меня обильно выступили слезы, – ты хотела правду, ты ее получила. Больше здесь не появляйся! Решай, что делать со своей собственной жизнью, но не пытайся вмешиваться в мою. Если тебе все понятно, то я тебя не задерживаю!

– Йенс, открой! Йенс, я требую меня впустить! – снаружи внезапно донесся хриплый, прокуренный голос Ханны, у меня на мгновение остановилось сердце, а когда в дверь замолотили тяжелые мужские кулаки, и в глазах Йенса заметались отблески стремительно нарастающей паники.

– Я же говорила, он там допился до чертиков, и никому не открывает, – раздраженно прошипела Ханна, – хорошо, хоть ты согласился со мной съездить, а то я не знаю, чего и ждать от этого алкоголика, даже страшно к нему одной соваться.

–Йенс, это Эберт! – крикнул мой муж, – ты обязан впустить Ханну, и, если ты ей не откроешь, я выломаю дверь.

ГЛАВА VII

– Йенс, я не шучу! – учитывая, что мы с Йенсом одновременно застыли в судорожной неподвижности, так и не дождавшийся ответа Эберт настойчиво продолжил стучать под громкий аккомпанемент в исполнении Ханны, извергающей раскаленную лаву бесчисленных ругательств. Казалось, мощными ударами своих внушительных кулаков Эберт вбивает гвозди в крышку моего гроба, причем, я уже начинала явственно ощущать нехватку кислорода, и перед глазами у меня плыло пронзительно алое марево.

– Сиди тихо и не подавай голоса! – еле слышно прошептал мне в самое ухо Йенс, красноречиво зажимая мой приоткрытый в беззвучном крике рот грубой, шершавой ладонью, и я лихорадочно кивнула с призрачной надеждой не столько спасти безупречную репутацию добропорядочной фрау Штайнбах, сколько не позволить разъяренному Эберту незаслуженно устроить здесь крупномасштабный погром.

– Какого дьявола вы оба сюда приперлись? Разве я уже не говорил тебе проваливать ко всем чертям и оставить меня в покое, Ханна? – без особого пиетета осведомился Йенс, и я внезапно поймала себя на мысли, что всего пару минут назад он до глубины души поражал меня прекрасно выстроенными фразами и четкими формулировками, разительно контрастирующими с нынешним лексиконом.

– Надо же, продрал глаза, сукин сын! – неподдельно обрадовалась Ханна, потом, видимо, запоздало вспомнила об истинных целях своего приезда, и отрепетировано запела в совсем иной тональности, – слушай, Йенс, хватит валять дурака, давай уже открывай! Я хочу тебе помочь!

– Пошла бы ты со своей помощью на…, – окончательно перестал утруждать себя изящными манерами Йенс, – заткнись и убирайся отсюда!

– Йенс, я хочу отвезти тебя в больницу в Даттель, пока ты тут не сдох, как собака, – скрепя сердце, Ханна предприняла отчаянную попытку договориться с неуступчивым мужем, но по понятным причинам Йенс, однозначно, не намерен был сдавать позиции, – у тебя воспаление легких, или еще чего похуже, ты хоть башку врубай иногда, мать твою!

– Отвяжись от меня, Ханна, я сам разберусь! – словно в подтверждение навскидку озвученного Ханной диагноза, Йенс вдруг согнулся пополам в жутком приступе кашля и в изнеможении повис у меня на плече.

– Йенс, не будь идиотом! – потребовал Эберт,– такими темпами ты точно скоро загнешься… Не хочешь в больницу, черт с тобой, но тебе нельзя и дальше жить в этом вонючем сарае…

– Поехали домой, Йенс, отлежишься в тепле, поешь горячего, помоешься по-человечески…, – подключилась к непростым переговорам Ханна, и ее хриплый голос наполнился фальшивой заботой, – Йенс, прошу тебя, открой!

– Я сказал, отстань от меня, – заорал Йенс с такой откровенной злобой, что даже мне на мгновение стало как-то не по себе, – к тебе это тоже относится, Эберт!