– Ольга Федоровна, Ольга Федоровна! – Алла бежала за педагогом, пытаясь догнать её и рассказать о выполненном поручении.

Учительница остановилась и внимательно посмотрела на догонявшую её девочку, которая была крайне возбуждена.

«Что-то случилось», – подумала она.

– Нади дома нет. Она в больнице. Она уснула, и её никто не может разбудить!

– Она умерла? – руки и спину педагога покрыли мерзкие мурашки.

– Нет. Она дышит. Но она спит… никто не может разбудить её. Её забрали в больницу. Она там лежит. А бабушка дома. Я же вам говорила, что она странная… больная она… на всю голову…

– Хорошо. Спасибо. Я зайду к ним вечером.

Мария Ивановна совсем не обратила внимания на то, что Надя прибежала со школы в слезах. Она была занята своими не очень приятными домашними ежедневными делами и не очень радостными мыслями. Жизнь складывается совсем не так, как бы ей хотелось. И все из-за чего? Из-за того, что она выполнила свой долг женщины и родила ребенка – дочь Лену, которая всю их с Николаем Гавриловичем жизнь вывернула наизнанку. Она вообще детей не хотела. Но почему-то считалось, что каждая женщина просто обязана желать стать матерью и потратить полжизни на то, чтобы вырастить себе подобное существо. Биологическое предназначение женщины. Так, кажется, это называется. И почему нельзя было обойтись без этого?

А теперь, вместо того чтобы заняться изучением английского языка или совершенствоваться в игре в шахматы, как она мечтала, будучи молодой, вынуждена воспитывать внучку. Нет, Надя девочка неплохая. И проблем особых не создает, но все равно свободной Мария Ивановна себя не чувствует. То сварить что-то надо, то постирать. Хорошо, хоть в школе Надя справляется со всем сама. Даже уроки не надо помогать делать. Учится, правда, средненько, но, видно, умишком не вышла. Так оно и понятно: какие родители, такие и дети – «на яблоне апельсины не растут…»

Она поёжилась. Что-то противное закралось в мысли и совсем перехотелось думать об этом.

– Надя, вставай. Чего это ты среди дня улеглась? Потом ночью спать не будешь… Наде-е-ежда-а-а!

Девочка не шевелилась, и Мария Ивановна подошла посмотреть на неё. Грудная клетка двигалась в такт: вдох-выдох, вдох-выдох.

– Наде-ежда-а-а! Вставай. Уже пять часов вечера, – громче позвала она внучку.

Реакция та же, то есть никакой.

– Ты что, заболела? – Мария Ивановна, наконец, забеспокоилась и потрясла Надю за плечо. Тельце Наденьки заколыхалось в такт движения руки, но глаз девочка не открыла.

– О господи! Что это с тобой? – она потрогала лоб внучки – теплый. Взяла её за кисть руки, но толчки пульса ощутила с трудом, очень слабые.

По спине пополз липкий страх… Она схватила трубку телефона и набрала 03.

– Скорая? Здравствуйте! Приезжайте скорей! Пожалуйста, скорей! Улица Ильина, дом четырнадцать… квартира?.. квартира сорок… Не могу разбудить ребенка… Что? Да, пробовала… Не реагирует! – слезы накатили на глаза, и Мария Ивановна стала размазывать их по лицу свободной от телефонной трубки рукой. – Пожалуйста, скорее!.. Лет?.. Двенадцать. Ой, господи, Наденька-а-а-а-а.

Врачи скорой тоже не смогли разбудить ребенка и увезли Надю в неврологическое отделение городской детской больницы, обещая позвонить Марии Ивановне, как только что-нибудь выяснится о состоянии девочки.

– Вам туда не надо. Вы все равно ничем сейчас не поможете. А плакать и дома можно… Мы позвоним вам, если что…

– Если ЧТО? – с ужасом округлила глаза Мария Ивановна.

– Мало ли что… будем надеяться на лучшее… Вот, возьмите валидол под язык…