Тарас

…Он всегда был нелюдимым типом. Еще в школе, когда большинство сверстников с трудом досиживали до переменки, чтобы по звонку с криком вынестись в широкие школьные коридоры, Тарас с удивлением смотрел на дикие выходки однокашников, с ранних пор выделяясь недетским выражением лица. Но если тогда серьезность на лице мальчика воспринималась взрослыми вполне благожелательно, а многих попросту умиляла, то в 48 этот же сосредоточенный взгляд, чуть сдвинутые брови и жесткая складка тонких губ вызывали у прохожих недоумение. Он замечал, как менялось выражение на лицах прохожих, и знал причину…

Тарас редко улыбался. Если это все же происходило, то можно было бы с уверенностью назвать два обстоятельства, при которых его рот кривился в неумелой улыбке. Во-первых, он обязательно был один, а во-вторых, по телевизору показывали Чаплина, единственного актера, игра которого доставляла ему удовольствие. И не последнюю роль играло то, что большинство фильмов с участием одного из пионеров кино были немыми. Тарас не любил болтовни. Всего три года, проведенные в одном из самых засекреченных отделов КГБ приучили его молчать даже, когда очень хотелось что-то сказать. Он привык работать один и, поощряя за очередное выполненное задание, начальство не препятствовало. Нравится одиночество? Да ради бога, лишь бы работу свою делал.

Доев что-то несъедобное в убогом кафе, Тарас запил остывший чай и, не делая резких движений, достал из кармана пачку сигарет. Вынув сигарету, он стал разминать ее между пальцами. Со стороны могло показаться, что он весь поглощен этим увлекательным заданием, но всякий, кто сказал бы, что он, в нарушении закона сейчас закурит, ошибся бы. Тарас не курил уже второй год. Сразу после посещения врача, предупредившего, что каждая следующая сигарета это еще одна ступенька в могилу. Причем, из последних. И он бросил. Сразу, бесповоротно, найдя успокоение в том, что в день распушал пачку дорогих сигарет, осторожно вдыхая резкий запах табака. Это стало своего рода ритуалом, который он выполнял каждый день, чувствуя удовлетворение почти, как от выкуренной сигареты.

Он сидел и, вертя в руках полурассыпавшуюся сигарету, снова и снова обдумывал предстоящую операцию. Все было подготовлено. Смазанное и готовое к использованию оружие, лежало в укромном месте на чердаке одного из близлежащих домов, украденный автомобиль с фальшивыми номерными знаками, стоял на Малой Пироговке, не привлекая ничьих взглядов – «Жигулей» в Москве было все еще много, а главное, они мало интересовали инспекторов. Времени оставалось около часа, можно было и не торопиться, если б не эти два наркомана, что сидели у него за спиной, сверля ее накуренными глазами.

Тарас мог и не оборачиваться, он всегда знал, когда на него смотрят или говорят о нем. Эта особенность выработалась очень давно, еще в те годы, когда он 18-летним юношей пришел служить в разваливавшуюся организацию под аббревиатурой КГБ. Это был 88-ой, переломный год перестройки, когда многие уже не верили, что жизнь может стать лучше. Брожение в умах, еще не оформившееся, но уже заметное, словно зараза распространялось по республикам СССР, заставляя неокрепшие умы совершать поступки, последствий которых многие из них не пережили. Горело в Литве, Карабахе, начинало гореть в Грузии, Таджикистане и других некогда братских республиках. Появлялись организованные, вооруженные шайки недавних зэков и раскачанных юнцов, с каждым днем становившиеся все наглее и увереннее, диктовавшие свои «рыночные» условия многочисленным кооператорам, и даже непосвященному было понятно, что и на самом верху не все в порядке. Раскол, отступничество, странная, лихорадочная смена противоречащих друг другу указов наводили на грустные мысли, которые Тарас старательно отметал, веря старшим товарищам, что все перемелется и вернется в свою колею. В их отделе, специализировавшемся на слежке за подозреваемыми в разных грехах, объединяющей формулой которых была измена Родине тоже творилось черт-те что, и Тарасу приходилось быть очень осторожным в разговорах с коллегами, тем более с начальством. Он слышал, замечал, а порой точно знал, что плетутся интриги в их секретной службе и понимал, что подобное развитие событий не во благо государству, но изменить ничего не мог. Желание быть приобщенным к секретам, недоступных простому смертному, пересиливало отвращение к крысиным разговорам, но долго так продолжаться не могло. Возможно, он тогда и ушел бы на вольные хлеба, но один случай изменил всю его жизнь. Случай, о котором Тарас не любил вспоминать никогда…