Нелли быстро перебирала один за другим пальцы. Она шептала что-то, почти беззвучно, сгибала один, другой, третий; загнув все пять, смотрела на них с тихим отчаянием, распрямляла, начинала загибать заново.

– Нелли, что ты делаешь?

– …тыре, пять, – её стало чуть слышнее, – почему пять? Почему их всё время пять?

Лана удивлённо посмотрела на неё в зеркало:

– А сколько должно быть?

– Не знаю, три, шесть, двадцать, сколько угодно, почему пять? Почему постоянно пять?

Она пересчитала на всякий случай на левой руке, даже показала Алисе:

– Ты тоже видишь пять? – но тут же спохватилась. – А, да, кого я спрашиваю. Ты ж мне снишься.

– Н-но… – проронила Алиса. – Я не думаю, что… что я снюсь. Ну, то есть… я же сознаю себя и… помню, что было вчера… или позавчера там… или…

– Да-да-да, конечно, – Нелли нервно рассмеялась. – Сейчас ты расскажешь мне про свой богатый внутренний мир и любимое пиво. Я это уже проходила.

Она потянулась к складкам диванного покрывала, нашарила там своё круглое зеркальце с потёртой жёлтой розочкой.

– Все сонные глюки офигеть как любят, чтоб их считали настоящими, – она щёлкнула зеркалом, раздвигая две его половинки, но, чуть только блеснуло стекло, у неё дрогнули руки. Зеркальце прыгнуло из них и с тихим звеньком упало на пол. Нелли сжалась и замерла, закрыв глаза ладонями.

– Ладно, – сказала она, чуть помолчав, даже почти спокойно. – Ладно. Давайте по-другому.

Она раскрыла глаза и обернулась к Алисе – вернее даже, к её часам.

– Сколько сейчас времени? – Алиса хотела посмотреть, но Нелли уже проморгалась. – А. Что я. У меня же свои часы.

Она поискала их на запястье, не нашла и некоторое время тупо созерцала непокрытую кожу.

– Где мои часы? – сказала Нелли медленно, обдумывая увиденное. – Они должны быть здесь, у меня на руке. А, – она вздохнула с облегчением. – Ну, понятно. Мне всё ясно. Это сон, и мне всё снится, поэтому тут у меня и нет часов.

– Ты их забыла перед поездкой, – напомнила Агнешка. Она бросила на Нелли встревоженный взгляд через зеркало. – Помнишь? Ты ещё чуть не истерику там устроила.

– Нет, не помню, – Нелли победно хохотнула и закрыла глаза. – Не помню, потому что ничего такого не было.

Она расслабленно откинулась на спинку дивана и снова чуть приподняла веки.

– Вы все такие хорошие, девчонки, пока я сплю. Даже ты, Агнеш, хоть ты и долбанутая на всю голову. Но целоваться я с тобой не буду, – она рассмеялась. – Хотя… если это сон…

Агнешка нахмурилась, наклонилась шепнуть что-то Лане. Та мрачно ответила:

– И что ты предлагаешь?

Агнешка пожала плечом.

Они катились по трассе. Справа скакало солнце, слева скользила луна, позади исчезали фонари, а впереди, в свете фар, не было ничего другого.

Гори-гори, мой цвет,

Мне отсюда иной дороги нет,

Ночь-полночь, полдень-день, нельзя отдохнуть.15

Ольга Арефьева

Пошёл дождь.

Фонари подёрнулись в нём дымчатыми опушками и блёкло отражались внизу, в чёрном мокром асфальте. Они были двуглавыми здесь, смотрели со столбов посередине дороги, бросали налево и направо белый холодный свет и иногда помаргивали, пытаясь скрыть усталость. Трасса бежала под ними, блестящая и одинаковая, и с двух краёв обрывалась в бездну крутыми гравийными осыпями.

Нелли перетащила себе диванный плед и сидела, завернувшись, в нём – мёрзнуть ей не нравилось даже во сне. Лана достала из холщовой сумки бурую бесформенную кофту – или это был кардиган?

– Может, включить печку? – то ли предложила, то ли попросила Агнешка.

– Смотри, как хочешь, – нахмурилась Лана. – Неизвестно, что тут с заправками. А остаться сейчас без бензина я бы совершенно не хотела.