– Как ― неработающий? Сегодня работал!

Власов пожал плечами.

– Не в курсе, что там когда работало, просто говорю, чуваки сказали, Бык пеной брызжет. Обещал затолкать этот телефон в задницу малолетнему ублюдку, который ему его втюхал. Спрашивали меня, что за парни. Я вас не сдал. Он не знает, где вы живете.

Власов улыбнулся.

– Спасибо, ― мрачно сказала я. ― С нас пачка сиг.

– Две, ― шире улыбнулся Власов. ― «Винстон» красный. Желательно сегодня-завтра. А послезавтра, парни, вы ― трупы, если не вернете ему деньги. Если Бык в такой ярости, я вам не завидую.

Когда он ушел, мы испуганно переглянулись.

– Он работал! Все было нормально утром… Что же такое с трубой… Денег Быка больше нет. Что делать? ― растерянно сказала я.

Тошка посмотрел на мои камелоты.

– Нет уж! ― Я поджала ноги. Одну подтянула совсем близко и взяла ступню в руки, стала баюкать, как младенца. ― Камелоты я не верну!

– Тогда будем убегать, как обычно, ― сказал Тотошка. ― Что, пегвый раз, что ли? Не ссы, пгогвемся!

Неприятно засосало под ложечкой.

– Тошк, мне срочно нужно успокоиться. Расскажи что-нибудь забавное.

– Но я ничего не знаю.

– Скажи: все бобры добры для своих бобрят.

– Не буду. Я тебе что, домашний пудель, чтобы команды выполнять?

– Ну, скажи. Ну пли-и-из! Ну сильвупле, ну порфавор!

– Ну, хогошо. Все бобгы добгы для своих бобгят. Довольна?

– Ага, ― хихикнула я. Эта игра мне никогда не надоест.

– Пошли по домам, Сова. И не ссы, выпутаемся.

Голос у Тотошки был бодрый, понятное дело: не в его задницу обещали затолкать неработающий телефон.

Войдя в комнату, я обрадовалась: Славика назад не перетащили. Значит, папа смирился с моей победой. Олька с Катькой, две ленивые жопы, валялись по кроватям с книжками и мисками конфет. Когда я шла в свой угол, никто и головы не повернул в мою сторону. Они не видели меня полгода и даже не спросили, как мои дела. Не сказали ничего по поводу новой прически. Сестринских чувств между нами ― как высер воробья.

Вдруг Олька оторвалась от книжки и уставилась на меня.

– Я сегодня ходила в магазин и видела тебя на зацепе.

Сестра смотрела выжидающе. Я тяжело вздохнула, достала из кармана смятые деньги, отсчитала два чирика и кинула на ее кровать.

– Такса повысилась. Теперь ― полтинник. ― Олька нагло улыбнулась.

Я отсчитала мелочь и бросила ей. Она жадно сгребла деньги, убрала в свою копилку и вернулась к книжке. На этом наше общение закончилось.

С сестрами я всегда держалась отстраненно, разговоров по душам между нами не было. С Катькой отношения еще более-менее: отцу на меня она не доносит, по крайней мере. Но Катя совсем еще малявка, да и пассивная она какая-то, ни рыба, ни мясо, ни гулять, ни играть не любит, возиться с ней скучно. А Олька ― то еще трепло, чуть что, сразу бежит на меня ябедничать. Отец меня наказывает, а потом я, когда родителей дома нет, гоняюсь за Олькой по всей квартире, валю с ног, накидываю на нее одеяло и нещадно луплю ― пансион научил меня некоторым приемчикам. Ольке все по барабану, кроме книжек и конфет. Скоро ее жопа будет размером с Россию на настенной карте.

Конечно, может, это моя вина: я никогда не пыталась сблизиться, и ни Олька, ни Катька просто не знали, что это такое ― когда тебя любит сестра. Но я не могу любить тех, с кем вынуждена делить мои законные квадратные метры. Я хочу свою комнату больше всего на свете. Иметь личное пространство ― естественное желание любого человека. Были бы на меня одну просторные хоромы ― и я любила бы весь мир.

Я повалилась на кровать прямо в новых «гадах». Навязчиво думалось о Быке. Он искал меня. Вид у него был суровый, такие не бросают дело на полпути. Кажется, я ходячий труп, жить мне осталось недолго. Перед сном я просчитала варианты, нашла два. Взять денег в долг и вернуть Быку две с половиной тысячи за сломанный телефон ― и тогда я еще поживу. Но взять не у кого, список потенциальных кредиторов короткий, и вряд ли кто-то сможет дать такую сумму. Обзвоню всех утром. Второй вариант Тотошкин ― убегать, если наткнемся на Быка. Завтра купим Власову сигареты, и он не сдаст нас.