Поднял глаза и опешил.

Конь пропал, а за ручьем у костра не было ни единого человека.

А еще с неба исчезло солнце.

Ясень стоял у мертвого дерева и пялился в бездонную высь. Цвет у неба остался прежним – бледная, вылинявшая к полудню лазурь с редкими кляксами облаков. Но там, где минуту назад сверкал ослепительный желтый диск, теперь была пустота. Словно ловкий воришка, дождавшись, пока все отвернутся, стянул с прилавка золотую монету.

Впрочем, нет – это сравнение не совсем подходило. Ясень каким-то образом чувствовал, что солнце на месте, просто закрылось от лишних глаз. Он как будто стоял в тени большого облака, которое было само по себе невидимо, но при этом не пропускало солнечные лучи. Да, похоже на бред, но Ясень не мог это выразить по-другому – не имелось подходящих слов в языке.

Тень сгустилась. Казалось, воздух над головой стал плотным и осязаемым. Это напоминало клубы темного дыма. Они расползались в стороны, наливаясь изнутри чернотой и обретая четкие формы. И Ясень понял, что над ним простерлись два огромных крыла.

Крылья пришли в движение, всколыхнув нагретый воздух над степью. Ожившая тень опускалась с неба – туда, где торчал обрубок мертвого дерева, похожий на риф посреди травяного моря.

Дымная птица легко коснулась земли.

Она поражала воображение своими размерами – в три человеческих роста, если не больше. Силуэт казался слегка размытым, словно птица не застыла на месте, а стремительно летела по небу. Клубящийся мрак стекал с ее перьев, в глазах полыхало пламя, как в жерле разбуженного вулкана. Ясень прижимался спиной к стволу, ощущая, как шевелятся волосы на затылке. Огненный взгляд уперся в него, заставил зажмуриться.

Потом он услышал:

– Время приходит.

Голос пробирал до костей, в нем слышался лязг металла и завывание ветра среди ледяных вершин. Ясень чуть не оглох, когда громадина, наклонившись к его лицу, проскрежетала:

– Спрашивай.

Он пробормотал:

– Кто ты?

Ему почудился смех, похожий на эхо далекого камнепада. Темная фигура отступила на шаг и совершенно по-человечьи повела головой, как будто хотела размять затекшую шею. Ясень вдруг понял, что птица уменьшилась в размере, дым перестал клубиться, да и перьев больше не видно. Он усиленно заморгал, но наваждение не исчезало, гостья подняла руку вместо крыла и отбросила светлую прядь со лба.

Нет, все-таки он не бредил – птица и в самом деле превратилась в юную барышню.

– Так лучше? Теперь узнаешь?

– Э-э-э… – сказал Ясень.

– Понятно.

Она была хороша собой – высокая, стройная, с нежной кожей. Одета в простенький сарафан, какие носят крестьянки летом. Волосы распущены по плечам. Никаких украшений – ни колечек, ни бус, ни ленточек разноцветных. Но все равно не похожа на бедную девочку из деревни. Скорее уж на знатную даму, которая нарядилась селянкой на карнавал.

Заметив, что Ясень ее разглядывает, девица понимающе усмехнулась. Слегка отставила ножку и склонила голову набок, словно позировала художнику. Потом опять посерьезнела:

– Приходи в себя, парень. Времени мало.

– Мало?

Девица вздохнула, шагнула ближе. Взяла его ладони в свои и неожиданно облизнулась. Он обреченно подумал, что сейчас его либо укусят, либо поцелуют взазос, – и сразу не скажешь, что в данной ситуации предпочтительней. Но она вместо этого легонько подула ему в лицо, и это невинное действие дало поразительный результат. Ясеню показалось, что ветер с Хрустальных Гор, разом преодолев сотни лиг, обжег его ледяным дыханием. Голову наполнила морозная ясность, а мысли стали четкими и прозрачными, как узор на стекле зимой.

– Ну? – спросила она.