– Мэр, – ответил Джером, и они пожали друг другу руки. Давно ли они знакомы? – удивленно подумал Реймер. Ему самому Гас вроде ни разу руку не жал.

– Почему такое дерьмо никогда не случается в Шуйлере? – спросил Гас.

– У нас это запрещено законом, – ответил Джером.

Карл повернул чертеж, посмотрел на него под другим углом и протянул мэру:

– Покажи мне на плане, где здесь электрокабель.

– А зачем мне что-то показывать тебе на плане, я лучше отведу тебя туда, где лежит этот кабель, который твои ребята только что расхерачили.

– Чего я не понимаю, – подал голос Джером, когда Карл направился к прибывшим энергетикам, – так это того, как здание может простоять целый век, а потом просто взять и рухнуть.

– Ну, – Гас вздохнул, – для этого должно случиться несколько вещей. Во-первых, какой-то дебил должен отчекрыжить стропильные затяжки, которые соединяют стены и крышу.

– С чего вдруг?

– Я так понимаю, потому что делали пентхаусы. И потом собирались вернуть затяжки на место.

– И все равно, – не сдавался Джером, – есть же балки пола…

– Их повредили пару недель назад, когда ставили внутренние лестницы.

Джером задумчиво покивал.

Реймер диву давался: откуда обычные люди знают подобные вещи? Или, если перефразировать вопрос, как он сам ухитрился прожить так долго и узнать так мало? “Тебе разве не любопытно? – всякий раз повторяла Бекка, когда он спрашивал ее, зачем она читает то или это. – Узнать о мире, о том, как он устроен? О людях и что ими движет?” Пожалуй, в чем-то Бекка была права. Любопытство, наверное, хорошая штука, не всегда оно убивает кошек. Но что движет людьми – невеликая тайна, разве нет? Алчность. Похоть. Гнев. Зависть. На этом бы можно и кончить. Любовь? Некоторые утверждают, будто она движет миром, но Реймер в это не верил. Чаще всего выясняется, что под любовь маскируется одно из этих чувств – или сразу несколько. Даже если она и есть, вряд ли так уж важна.

– Но и это сошло бы Карлу с рук, – продолжал Гас, – если бы кто-то в подвале не закурил сигарету, а спичку не выбросил в сток.

– Газовая полость? – угадал Джером, настолько же опережая события, насколько Реймер от них отставал.

– Бах! – ответил Гас, надув щеки. – Наверное, это урок. Первая глупость прокатит и, может, даже вторая, но третья навлечет на тебя гнев Божий. – И Гас воззрился на Реймера, точно на телесное воплощение сформулированного принципа.

Запах вдруг стал совершенно невыносим.

– Прошу прощения, я сейчас.

Реймер направился прочь. Поблизости громоздилась подходящая груда обломков, в нее-то он и наблевал неистово, уперев руки в колени, и не желал выпрямляться, покуда дурнота не миновала. Все, даже парни из энергетической компании, с удовольствием распекавшие Карла Робака, замерли и уставились на блюющего Реймера. Интересно, из-за чего меня стошнило, подумал он, из-за вони или жары – а может, у меня сотрясение мозга? Неплохо бы это знать, но выяснять слишком уж хлопотно. Любопытство вновь не одержало верх.

Наконец Реймер выпрямился, и Миллер, отогнавший зевак на противоположную сторону улицы, вернулся на прежнее место и снова бесцельно надзирал за тем, как швыряют кирпичи в кузов.

Реймер подошел и окликнул его:

– Миллер!

– Я сделал, как вы сказали, шеф, – ответил тот и указал на людей, которых от греха подальше отвел в сторонку.

– Верно, – согласился Реймер. – Но посмотрите. – Зеваки, которых Миллер отогнал, стояли, где он их оставил, зато на прежнем месте собрался пяток новых.

– Хотите, я их отгоню?

Реймер кивнул.

– И на этот раз…

– Да?

– Останьтесь с ними. Наша работа там. А это, – Реймер указал на рабочих, швырявших кирпичи, – нас не касается.