Но времена изменились. Когда я появился в гостинице-общежитии, постоянным обитателем злополучного жилища отрекомендовал себя только одинокий пожилой инвалид с приволакивающейся ногой и интересным именем Пафнутий, показавшимся мне до боли знакомым. Меня определили жить в смежную с ним маленькую двухместную комнату, и когда комендантша открывала мне дверь, сопровождая необходимыми разъяснениями, он тут же выглянул наружу, интересуясь, что за гусь будет его соседом.

Мы поговорили с ним немного о том, о сём, но о наличии третьей жилички он даже не упомянул.

Красавчик и бонвиван, испорченный вседозволенностью и обожанием многочисленных прежних пассий, Григорий не смог смириться со случившимся инцидентом, разрушавшим до основания все его миропонимание, и дал разрешительную отмашку на половой беспредел местным мужикам, жаждущим бесхозного девичьего тела. Те не преминули этим воспользоваться: после отмены социализма в стране с сопутствующим ему принципом, что в СССР секса нет, население массово переключилось жить по законам Фрейда.

Первыми подняли знамя сексуальной революции тщедушные и вечно пьяные маргиналы. Каждый раз нагружаясь самогоном внутрь и наружу, и что интересно, науськиваемые поселковыми бабами, они организованно шли штурмовать гордую и неприступную Веронику. Но их атаки Вероника отбивала достаточно легко и убедительно, так что в них просыпалось человеческое. После полученных оплеух от сильной руки девушки, они показывали способность к покаянию, размазывая по лицу кровавые сопли вперемешку с пьяными слезами.

Вторая волна оказалась для Вероники посложнее. Она состояла в основном из вроде бы нормальных по-трезвому мужиков, несколько подуставших от своих сварливых жен и безыдейных серых будней. Смущенные новыми понятиями нового времени, подогретые алкоголем и общими разговорами на известную тему, они также ринулись штурмовать желанную твердыню, в пьяном угаре уверенные, что имеют полное право реализовывать свои естественные желания и эротические фантазии.

Эту волну я и застал, вынужденный на три дня остановиться в гостинице поселка Бухалово. На лесопилке по разным причинам не хватало рабочих рук, и мне как остро нуждающемуся в досках и брусках новопоселенцу, пришлось самому принять участие в распиловке древесины. Меня это устраивало. Я имел возможность отбирать и откладывать для себя самый качественный материал.

Когда я подходил к двухэтажному кирпичному зданию, оно показалось мне вполне приличным – стандартная постройка советского образца без излишеств. Но внутренность меня ошеломила: темно-зеленые засаленные стены с обвалившейся штукатуркой были обшарпаны и сплошь исписаны неприличными словами. Впечатление упадка усиливалось видимым отсутствием жизни. О присутствии Вероники Пафнутий меня не предупредил, видимо из обоснованного опасения, что и я из породы сексуальных террористов. Об их существовании я тогда не догадывался – два вечера прошли спокойно. Но это было затишье перед последней громовой бурей.

По вечерам, после напряженного трудового дня, я готовил себе на общей кухне немудренный горячий ужин. Комендантша, она же и уборщица, снабдила меня необходимыми продуктами – картофелем, квашенной капустой, свиным салом и коровьим молоком. Чугунную сковородку и большой кухонный нож я купил в поселковом магазине. Здесь же, приятно удивленный, я обнаружил прямо на прилавке хорошие книги – «Убийство Моцарта» Дэвида Вэйса и «Дневник белогвардейца» – сборник разных авторов, в числе которых был и Савинков-Ропшин.

Повесть последнего я и читал на кухне, помешивая картошку, чтобы не пригорела, когда туда вошла рослая и статная девушка с ниспадающими черными волосами и необыкновенно синими глазами. Скользнув по мне равнодушным взглядом, не считая нужным поздороваться, она плюхнула на соседнюю конфорку кастрюлю с водой, выдвинула мощной ногой из под стола мешок с картошкой, набрала сколько надо и отошла к мойке. На мои бодрые попытки разговорить ее она никак не реагировала. Только один раз посмотрела на меня с прищуром и все. Впрочем, девушка была не в моем вкусе – слишком уж атлетичная. С такой хорошо ходить в походы, особенно в горы – если что вытащит из пропасти, но представить ее сидящей у себя на коленях было трудновато.