Об экзотианцах много чего говорят. Например, что им трудно стрелять в людей, потому что чувства их глубже и рельефней. Они не только видят агонию, но и сопереживают ее. С каждым. Я – сопереживал? Не помню.

Лерон усмехнулся, почесал свежую татуировку на бритом виске. Моя – не чесалась. Потом протянул через проход квадратную ладонь.

Я пожал.

Закрыл глаза. Если сейчас распахнется дверь, нужно падать и перекатываться вперед, потому что назад – некуда.

Террористы были мальчишками, заложники – взрослыми дядьками. Мне не по мозгам оказалось оценить той каши, которую они там варили. Но я понял – на Аннхелле нет своих и чужих, есть свои-свои и свои-чужие. Кровь смешалась там через одного, а у того, у кого не смешалась, просто времени недостало. И надо, чтобы не проиграть, резать всех потенциальных чужих в правительстве планеты, что я, собственно, и сделал. Думаю, генерал Мерис счастлив теперь. Он примерно этого от меня и хотел.

– У человека всегда есть цель и предопределение. У одного – муху убить, у другого – мир спасти. Но для вечности – эти поступки равнозначные, – сказал вдруг Лерон.

Ему удалось меня удивить, но глаз я не открыл.

– Может, – продолжал он, – это и была твоя цель?

– Не цель это была – мишень, – поправил я сухо.

– Значит, цель осталась, – уверенно сказал Лерон.

У него был слишком звучный голос для такой тщедушной тушки.

– Нет у меня цели, – огрызнулся я. – Не лезь. Я тебя вытащил, я и приложу, как с кровати упал.

– Не приложишь, – усмехнулся мой товарищ по несчастью. – Тебе теперь, чтобы жить, нужно еще пятьдесят. – Ересь экзотианская, – отмахнулся я. Больно нелепо прозвучало то, что он сказал. Пятьдесят жизней за пятьдесят загубленных…

– Ты северянин, тебе не понять, – пробормотал Лерон. – У нас тут – не то, что у вас там. У нас никто не хочет быть куском имперского дерьма, понимаешь? Мы были люди, а потом пришли ваши корабли!

– Стоп, чумной, – я открыл-таки глаза. – Ты же солдат Империи?

– Это мой сержант – солдат Империи! А я хочу жить на солнечной стороне!

«Жить на солнечной стороне» – принцип заселения планет в мирах Экзотики. Они принципиально не живут в тех местах планеты, где неблагоприятный климат – слишком холодно или тепло, мало солнечных дней или хаотичны магнитные токи. Они много работают над климатом своих планет, но много и выбирают. У них нет нашего желания населить весь мир, как бы трудно это ни казалось.

Вот и Аннхелл начали заселять по экзотианским схемам. А потом пришли истинные хозяева, которые только нанимали сторонних климатологов и инженеров. И хозяева сказали, что те, кто научил жить «на солнечной стороне» – враги. Но вражда не укоренилась в массах. На Севере галактики к экзотианцам всегда относились настороженно, там наши народы никогда особенно не соприкасались, на Юге же население планет – сплошной овощной суп.

– Много вас таких? – спросил я.

Лерон промолчал.

Это было посерьезней ответа. Он не хотел мне ничего доказывать, а значит – и не нуждался в подтверждении своей правоты.

– Больной ты, – огрызнулся я. – Ваши светлые лозунги революции – с изнанки резня плюс мародеры. Дело не в Империи, дело в революциях. Не каждый способен выстрелить даже в убийцу своих детей, а ты веришь в пальбу по людям за какие-то идеалы! Отморозков вы плодите. И психов. Другое дело, что и мы – не лучше.

Лерон молчал.

Я повернулся, неудачно пробудив обожженную спину. Он сказал – пятьдесят…

Сколько же я пробуду в медчасти? Если спина заболела, значит, гель наложили временно, и кожу будут пересаживать. С чего вдруг такое отношение к штрафнику? И так бы не сдох. Но это значит, что через неделю меня вернут в строй. А Лерон с рукой проведет здесь две. Можем и не увидеться больше.