– Дмитрий Николаевич, – недоверчиво переспросил Корнилов, – это правда, что сей чудо-корабль может лететь над водой и даже выбираться на сушу?

– Именно так, Владимир Алексеевич, – ответил я. – Вот и Николай Иванович это подтвердит. – И я указал на командира «Мордовии», который молча слушал наш разговор.

Похоже, что он был впечатлен сегодня не меньше своих гостей, потому что увидел вживую тех, о ком читал в учебниках по военно-морской истории во время учебы во «Фрунзенке»[21], и чьи фамилии были выбиты на мраморных досках, висевших на стенах его училища.

А сторожевой корабль, или, как принято с некоторых пор стало называть корабли этого класса, корвет «Бойкий», я оставил для адмиралов на десерт. Пусть они оценят боевые возможности этого корабля и выслушают мое предложение по использованию его уникальных боевых возможностей. Есть у меня один план, правда, довольно рискованный. Но в случае осуществления он давал нам огромный шанс победоносно закончить войну. Я вчерне обсудил его с императором, но он, малоопытный в морских делах, честно сказал мне об этом и посоветовал обсудить мое предложение с людьми более сведущими – Нахимовым и Корниловым. Ведь в случае успеха мы поставим на уши надменную «владычицу морей» Британию…

5 (17) октября 1854 года.

Петербург, Елагиноостровский госпиталь

Джеймс Арчибальд Худ Катберт

Я с любовью и нежностью смотрел на сидящую напротив меня Евгению Кречетникову. Каштановые волосы, зеленые глаза, матовая кожа… И даже мешковатое черное платье сестры милосердия Крестовоздвиженской общины неспособно скрыть ее красоту.

Познакомился я с ней в середине сентября, когда ее и других сестер второго набора общины по просьбе великой княгини Елены Павловны послали на трехнедельный курс по обучению основам ухода за больными. На тот момент больных в госпитале хватало, а вот раненых было всего двое – Альфред Черчилль и ваш покорный слуга, плюс из смежных областей еще две девушки с аппендицитом. Альфреда, понятно, никто и не спрашивал, а вот ко мне подкатила моя дражайшая сестричка с просьбой послужить наглядным пособием. Я подумал и согласился – все же потом сестрам милосердия придется заботиться именно о мужчинах, а не о девушках.

Не буду скрывать – это было довольно приятно: многие девушки оказались весьма и весьма привлекательными, симпатичнее даже наших южанок. А потом я увидел бездонные глаза Евгении и понял, что из них мне не выплыть… К счастью, и ей я тоже вроде показался. Потом она то и дело оставалась у меня чуть подольше, и я вдруг осознал, что это тот человек, с которым я хочу связать всю свою жизнь. До сегодняшнего дня я ни разу не обмолвился ей о своих чувствах. Но дня три назад я попросил одного из врачей купить золотое колечко. И сегодня я собирался вручить его ей, предложив руку и сердце.

Конечно, у меня в палате мы никогда не уединялись, но при больнице было небольшое помещение, именуемое почему-то «кафе», прямо как кофе по-французски. И когда я попросил ее после осмотра посидеть там со мной, отпраздновать то, что только что, с ее участием, с моей ноги, наконец, сняли гипс, она неожиданно согласилась. Но не успел я достать коробочку с колечком из кармана, как вдруг открылась дверь, и я увидел Мейбел.

Мы с сестрой с детства были не разлей вода. Даже в то время, когда я учился далеко от дома, в колледже Нью-Джерси, мы проводили все мои каникулы вместе. Уже тогда я замечал, что сестра намного способнее меня. Но увы, для девушек у нас нет ни единого университета, есть лишь несколько «женских академий» в Новой Англии и курсы во многих городах.