Опять тьма… Да сколько можно!

– Он живой вообще? Заканало ждать, когда выспится.

– Живой, живой. Евгенича позвали?

– Едет с Васьки. Шестёрок ореховских просвечивал. Скоро будет, короче.

Я чувствовал, что недавно кто-то облил меня ледяной водой, с волос до сих пор текло. Но самого момента обливания не помню, очнулся уже после. Приглушённо слышал разговоры. Сперва они казались частью сна, теперь же я начинал что-то понимать.

Сетчатый металлический стул. Одинокая лампочка, свисающая с потолка. Голые стены. Старый обшарпанный деревянный стол. И трое мужиков – двоих из них я встретил при входе, третий на вид более смышлёный. Свитер с надписью «Boys» даже мог бы придать ему вид интеллигента, но нет: взгляд хмурый и цепкий, чуть ниже уха – длинный шрам.

Меня даже не стали связывать. Не приковали к стулу, хотя тот сам по себе был жёстко вмонтирован в пол. Одного вида бугаёв было достаточно, чтобы понять очевидное: против них я не выстою даже с ножом, если вдруг решусь. Двое стояли, а тот, что со шрамом, сидел за столом.

– Зашевелился, – констатировал лысый, усердно жуя жвачку.

На столе стояла камера, направленная на меня. Большая, вытянутая, с длинным «глазком», подобным телескопу. Камеру включили: спереди горел красный огонек. По всем параметрам происходящее походило на допрос, но только ни разу не полицейский.

Голова раскалывалась, и уже было решительно непонятно, от чего конкретно – от того, что меня вырубили куда-то в висок, или от общего переутомления всех последних часов.

– Имя, фамилия, отчество.

Мужчина со шрамом произнёс это тоном, полным пренебрежения и нетерпения. Будучи руфером, я имел большой опыт общения с охранниками, чоповцами и полицейскими. И едва ли мог вспомнить кого-то из них, кто говорил бы так жёстко и властно. Этот же не испытывал ко мне ни доли сочувствия, что было видно сразу.

– Думский Артём Николаевич, – честно ответил я.

– Думский… – задумчиво повторил он, поворачиваясь к своим, и скомандовал: – Фамилию сверь по архиву.

Один из бугаёв покинул комнату.

– Как сюда попал? – вернулся к допросу главный.

– Говорил уже. За мной гнались. Стреляли. Забежал попросить помощи.

– Из-за чего гнались?

– Не знаю. Просто появились из ниоткуда и стали стрелять.

– Где появились?

– На Лиговском. У этого… хлебозавода. И потом пару раз, пока я бежал, тоже по пути появлялись.

– Если стреляли, это другие должны были видеть. Видел кто?

– Конечно. Да всю дорогу, что я бежал, почти всегда кто-то из прохожих видел. А ещё стреляли по водителю на дороге. И ещё с одними в перестрелку вступили. На Коломенской вроде.

– Ты под кислотой был?

Очередной вопрос показался слишком уж неожиданным, выбивающим из колеи. Возможно, в этом и состоял замысел. В общем-то я изначально понимал, что в рассказанную мной историю не то что поверить сложно – мне и самому-то её не переварить. Но свидетелей же куча!

– Нет.

– До хлебозавода откуда и куда шёл?

– Да никуда я… Отец меня в машине вёз. Не знаю, что-то странное было… Потом уже на Лиговском оказался. Без отца. Только домой и хотел.

– Пятая графа?

– Что? – не понял я.

– Пятая графа, – повторил он. – Национальность.

– Русский.

– Живёшь где?

Я назвал адрес. Заодно уточнил, что проживаю с матерью, отцом и младшим братом. Про старшую сестру не стал говорить, она отдельно живёт. Бугаи и так выглядели как настоящие бандиты – не хватало ещё разбрасываться личными данными.

Другое дело, что мне уже и самому верилось с трудом, что мой дом и моя родня – здесь. Что-то с этим миром не так.

– Шрам, всё чисто. – В помещение вернулся ушедший ранее бугай. – Ни среди одарённых, ни среди талантов не видать. Шваль только всякая, по мелочи.