На столе – клумба окурков в пепельнице.

Непрошенный визит в это заведение был нахальством.

Архивариус данное обстоятельство понимал и старался беседовать с бритым аскетом вкрадчиво-доверительными интонациями. Так, вероятно, ведёт себя за границей перед сотрудниками отечественного посольства новый глава партии (давеча управлял хлебородной областью в ныне руководимой им стране). Лидер улыбается, подбирает выражения, временами острит, нисколько не заискивает, готов предложить ценные рекомендации. Дипломатический персонал внимательно его слушает, не менее вежливо, даже преданно рассматривает, думая о своём…

– Это хорошо! Это очень хорошо, что вы сделали объективные выводы из своего прошлого… Это говорит ваше воспитание, опека деда, старого большевика… – цедил воинствующий материалист, посасывая «Беломор». – Но, простите, вы желаете стать дьяконом? Я не ошибаюсь? Пожалуйста! Я тут ни при чём. Всё в компетенции вашего архиерея. К нему и обращайтесь. Мы не вмешиваемся в церковную жизнь.

– Я понимаю, что вы тут «ни при чём»… Но… поскольку Владыка не идёт мне навстречу… не могли бы вы в силу своего авторитета, уважения, питаемого к вам Его Преосвященством… не могли бы вы… повлиять на архипастыря?.. Помочь мне избавиться от багажа предыдущих ошибок и вести в качестве служителя Церкви нормальную жизнь, полезную обществу? – старался архивариус не метнуть в сторону Комиссарова взгляд наподобие чернильницы, которую Лютер запустил в чёрта.

– Номер не прошёл, – почуял молодой человек, выходя на улицу, – чуть переиграл с покаянием…

Мимо него, чем-то сильно озабоченная, пронеслась Савельевна, казначейша из собора.

– Богоносица! – поймал её за руку. – Ты чего здесь?

– Батюшки! Отец келейник! Здравствуйте, как ваши дела? Владыка скоро вернётся?

– Нет, ты скажи сперва: как ваши дела?

– Да-а-а какие наши дела-то? Божьим попущением за бесчисленные грехи наши учинилась неудобосказуемая напасть… Вызывает Комиссаров!

– Зачем?

Бабка оглянулась по сторонам, у неё явно не хватало слов для характеристики фантасмагорических сил, и засипела шёпотом:

– Вызывает меня Комиссаров месяц назад и рече: «Давай!».

– Что «давай»?

– Что? Знамо что. Деньги!

– Какие?

– Какие? Ну ты, батюшка, совсем… Какие деньги? Церковные!

– …?!

– Ну, значит, говорит, в банке у вас сколько тыщ? Ладно, говорит, сами знаем. Ты, говорит, Екатерина Савельевна, человек с понятием, не то, что другие. Нам, значит, не хватает. Вы должны помочь, выкроить тыщ двадцать на момент старым большевикам… нет… на монумент, путаюсь…

– А ты?

– Что я? Говорю: родимый, да где ж? Нам самим капитальный ремонт в храме пора делать да в фонд мира… «Не хотите помочь – ремонта не будет!» – трах кулаком по столу, аж пепельница дыбом… Поплелась к нашим в собор… Что делать? Ума не приложим, Владыка в отъезде… Одни: «Дайте!», другие: «Нет! Не имеет права!»… Переругались, прости Господи!

– И что?

– Потужили и решили: дадим. Съел волк кобылу – подавись он хомутом! Но дадим, если только свет в сторожку протянут и новую печь для просфор разрешат сложить… Вы уж, отец келейник, извините, некогда, к Комиссарову опаздываю… «Иду на зверя, на льва – Пресвятая Владычица за меня»!

Владыка, узнав от келейника о рандеву с Комиссаровым (детали сей операции они вдвоём тщательно разработали до отлёта епископа в Африку) рассмеялся.

– Посмотрим, что он запоёт, когда ему станет известно о нашей поездке в Сероглазку!

– В Сероглазку? Когда?

– Завтра.

– Владыка! – накрывая на стол, всплеснула руками Филаретовна. – Да вы что?! Волга разлилась, дороги размыты! А нашим крейсером разве доберётесь? Утонете!