Подумав о чужом огороде, я вспомнил, как с одноклассником Толиком мы прошлым летом пытались забраться в соседний с его домом огород к одной древней бабульке. Росли у нее там крупные, сочные и очень сладкие яблоки. Были они и у товарища, но мельче и совсем невкусные. И вот мы влезли на каменную стену сарая, у которого надстройка второго этажа и крыша были из досок. Одна стена его была общей с соседским огородом. Мы решили по выступающему каменному краю, держась и перехватываясь за доски второго этажа, пробраться на соседскую территорию, набрать яблок в карманы и тем же путем вернуться. Но, видимо, воровство, оно и в Африке – воровство. Где-то что-то пошло не так или кто-то сверху это узрел, и вот я, стоя на краю каменной стены, пятками на высоте трех метров от грядки с луком, делаю очередной шаг вдоль дощатой стены, перехватываюсь левой рукой за соседнюю доску, при этом правой уже отпускаю ту, за которую держусь. Одно мгновение… И я уже парю в воздухе, над моей головой, как пропеллер, вращается доска с ржавыми гвоздями, за которую я только что взялся… В следующее мгновение я уже приземляюсь своим задом в центр луковой грядки, и доска бьет меня по лбу, дополнительно вбивая, как молотком, в рыхлую землю. Толик, шедший за мной, сначала ничего не понимает в происходящем, а когда до него доходит, от смеха тоже спрыгивает со стены. Мое счастье, что гвозди оказались в стороне от места удара. Отделался только отбитым слегка задом и огромной шишкой, первое время напоминающей мне о том, что воровать яблоки из соседского огорода нехорошо. Да и не только яблоки, и не только из соседского огорода.

С этими мыслями-воспоминаниями я и про холод забыл, и про усталость, а лишь пыхтел, и шагал след в след за впереди идущими родителями, торившими дорогу по острову. Добравшись до пещерки, мы сделали остановку, сняли лыжи, разгребли у большого пня снег, посидели, доели с остывающим чаем бутерброды, и после спустились между камней вглубь. Помещение было теснее, чем летом, скорее от того, что мы были в зимних одеждах. Камни свода в некоторых местах отсутствовали, и через эти прогалы внутрь насыпался снег. От камней тянуло одиночеством и холодом, но внутренне я чувствовал, что здесь прожило не одно поколение людей. А их отсутствие навевало, даже не знаю почему, это чувство одиночества и какой-то невосполнимой потери. От света, падающего из потолочных дыр и выступающих камней внутри, на стенах пещеры вырисовывались причудливые образы животных. Но эти картинки не перебивали того всплывшего чувства уныния и безысходности.

Я вылез из пещерки на солнечный свет, и сразу немного полегчало на сердце. Продираясь через снег, пошел в сторону невысокого скального выступа. Он был совсем недалеко, но высокий снег сильно затруднял движение. Несколько раз я ногами попадал в какие-то расселины между камнями под снегом, в которых стопы застревали, но я упорно карабкался вверх. Спустя несколько минут я добрался до верхней точки, разгреб снег по сторонам и сел отдышаться. Яркий солнечный диск уже прошел точку зенита и медленно начинал опускаться к макушкам сосен, ближе к Липовой горе. Я на несколько мгновений замер и прислушался к стуку своего сердца. Оно, как ни странно, быстро успокоилось после интенсивного подъема и сейчас билось уверенно, создавало мощные толчки, как будто его подключили к дополнительному источнику питания. Накатывающая волна непонятного чувства захлестнула. Создавалось впечатление, что я превратился в своего рода проводник, кусочек медной проволоки, замкнувшей землю и небо. Как будто через меня прошел такой сильный разряд, что я вот-вот потеряю сознание. Нахлынувшее тепло начало подниматься от кончиков пальцев ног и, как сосуд, наполнять тело чем-то ярко голубым снизу вверх, и навстречу ему из макушки устремился поток с золотистым сиянием сверху вниз. Встреча потоков произошла, по ощущениям, в районе сердца, образовывая круговорот.