Ирак восстанавливается еще прежде, чем был разрушен. Послепродажное обслуживание. Подобная антиципация еще больше дискредитирует войну, которая и так не имеет недостатка в том, чем можно обескуражить даже тех, кто хотел в нее верить.

Порой доходит до черного юмора: эти двенадцать тысяч гробов, доставленных вместе с оружием и боеприпасами. И в этом случае американцы вновь продемонстрировали доказательство своей самоуверенности: их потери несоизмеримы с их прогнозами. Но Саддам бросил им вызов, заявив, что они не способны пожертвовать и десятью тысячами солдат ради войны, и американцы ответили на него, отправив двенадцать тысяч гробов.

Завышение ожидаемых потерь является частью той же мегаломанической иллюминации [акт божественного озарения], что и широкоразрекламированное развертывание операции «Щит пустыни», и вакханалия бомбардировок. Пилотам уже даже не во что целиться. У иракцев недостаточно ложных целей (обманок), чтобы обеспечить ими бесконечные налеты. Ту же самую цель вынуждены бомбить по пять раз. Это издевательство.

Британская артиллерия ведет мощный огонь двадцать четыре часа. Там уже давно нечего уничтожать. Тогда почему так происходит? Для того чтобы «шумом канонады перекрыть шум танковых колонн, двигающихся к линии фронта»! Резонно, надо сохранить эффект неожиданности (и это 21 февраля). Самое интересное то, что там тогда никого уже не было, иракцы покинули это место. Это абсурд.

Саддам – наемник, американцы – миссионеры. Но как только наемник побежден, эти миссионеры де-факто становятся наемниками всего мира. Однако ценой за то, чтобы стать идеальным наемником, является избавление от всякой политической воли и всякого политического разума. Американцы не могут избежать этого: если они хотят быть полицейским для всего земного шара и Нового Мирового Порядка, они должны лишиться всякой политической власти [autorité] исключительно в пользу своих оперативных возможностей. Тогда они становятся просто исполнителями, а все остальные – просто статистами Нового Мирового Порядка, основанного на взаимном согласии и полицейском управлении.

Тот, кого сочтут диктатором, должен быть уничтожен, любые карательные действия сами по себе оказывают наиболее устрашающий эффект. Переняв израильский стиль, американцы отныне будут экспортировать его повсюду и, так же как израильтяне, замкнутся в спирали безусловной репрессии.

Для американцев не существует врага как такового. Nothing personal. Ваша война меня совсем не интересует, ваше сопротивление меня совсем не интересует. Мы уничтожим вас, когда сочтем это нужным. Они отказываются от переговоров, тогда как Саддам торгуется за свою войну, набивая цену только для того, чтобы затем ее опустить, то наседая, то вымогая, словно уличный торговец, пытающийся всучить свой товар. Американцы ничего не понимают во всей этой психодраме торга, они все это терпят раз за разом, а затем, с уязвленной гордостью западного человека, ожесточаются и силой навязывают свои условия. Они ничего не понимают в этой зыбкой дуэли, в этой схватке, в мгновениях которой разыгрываются честь и бесчестие друг друга, они понимают лишь силу, и они уверены в своей добродетели. Если другие желают бросить вызов, играть и прибегать к хитростям, американцы с ощущением морального превосходства используют всю свою мощь. На все уловки Другого они ответят своим пуленепробиваемым характером и бронированными машинами. У них нет времени на обмен, на то, чтобы поторговаться.

В то время как для Другого, даже если он знает, что уступит, очень важно сделать это церемониально, с соблюдением формальностей. Он должен быть признан участником диалога – в этом весь смысл обмена и торга. Он должен быть признан врагом – в этом весь смысл войны. Для американцев торг и переговоры не имеют никакой ценности, тогда как для Других – это дело чести, личное (взаимное) признание, речевая стратегия (язык существует, и мы должны отдавать ему должное) и соблюдение темпа (спор требует ритма, это цена присутствия Другого). Американцев не волнуют все эти элементарные тонкости. Им еще многое предстоит узнать о символическом обмене.