Когда пожарная закончила тушить огонь и от нашего дома осталось лишь черное основание мы ушли. То, что там, возможно, было тело бездомного нас не особо волновало, еще то, что нам кричали старшие дети, чтобы мы остались посмотреть и Антип, тихо говорящий, что на самом деле он поджег дом, нас тоже не волновало, и даже жестокость, с которой подожгли этот дом, зная, что там человек. Дом, наш идеальный дом, который сгорел, вот чем были заняты наши мысли.

Придя туда ближе к вечеру, мы смотрели на черное основание дома, которое еще дымилась, и ностальгия застилала нас. Чувство потери было таким мощным, что мы от отчаяния принялись искать доски, чтобы построить новый дом. Ничего стоящего мы не нашли, мы и не умели строить, это была банальная детская отчаянная фантазия. Мы думали попросить родителей, но они всегда были чем-то заняты, а еще останавливало то, что в любой момент в дом могут ворваться и снова его сжечь. У меня впервые что-то отобрали, впервые я чего-то лишился настолько важного и нужного для меня. Это чувство казалось мне самым ужасным на свете. Чувство потери, в котором ты утопаешь и понимаешь, что ничего не можешь сделать, кроме как смириться. Смирение – это ужасно.

Все мы были сплоченной командой, один за всех и все за одного. Стоило только кому-нибудь из дальних домов обидеть нашего, как мы толпой шли и давали понять, что этого быть не должно, часто силой, но без преувеличения. В драках я не участвовал, скорее ходил для количества, чем больше, тем увереннее мы себя чувствовали. Среди нас был Антип, он и руководил всеми разборками. Антип был старше нас всех, был очень хитер и нагл, всегда добивался желаемого, используя только силу, он был высоким, худым и коренастым. Как-то сидя на лавочке, он, выйдя из подъезда и севши ко мне, рассказал, что его отец всегда за проступки бьет его армейским ремнем, старые армейские ремни имели огромную бляшку, были кожаные и очень толстые.

– Когда отец наказывает меня, мне все равно, мне всегда было на это похеру. Вот так нужно, запомни, – с гордостью и красными злыми глазами он рассказывал это мне, я лишь поддакивал, не зная, как это воспринимать.

Меня задирал один мелкий, но очень наглый и задиристый парень по имени Ден. Он был на год меня старше, я не мог ему ответить. Вообще в этом плане я был очень миролюбивый и никогда не хотел драться, причинять боль. Гораздо лучше решить проблемы словами, что я и пытался делать. Идя по двору, меня позвал Антип, я увидел человек семь наших возле того самого Дена по дороге в сторону дома номер восемь, где он и жил. Этот дом был намного дальше нашего двора, и многие дети оттуда не появлялись у нас во дворе, только самые сплоченные, как, например, семья Клевек. В этой семье было шестеро детей, пять парней и одна девочка, я дружил с младшим и девочкой, Дэвид и Катрин были искренними и веселыми детьми. Их старшие братья не имели с нами дел, они вертелись в кругу людей своего возраста. Двое средних дружили с Антипом, они были ровесниками. Подойдя к Антипу, я не понимал, что происходит. Ден был в замешательстве и заметно нервничал.

– Это он к тебе лезет? Давай же, бей его – с ухмылкой сказал Антип, ожидая, что я начну избивать Дена. Я даже не знаю откуда он все это узнал, я никому не жаловался.

– Нет, не надо бить. Просто пусть больше не лезет ко мне, – не раздумывая, произнес я.

Для меня это было справедливо, насилие порождает насилие. Многие люди без насилия просто не понимают, такие исключения присуще, и все же, я убежден, что можно и нужно договариваться, решать проблемы миром. Антип, удивленный таким решением, отпустил Дена. Позже я увидел Дена в школе, он поздоровался со мной.